Как будто нарочно, вокруг Вадима сгустилось человеческое
безумие. Даже вроде бы трезвые друзья и родственники, соседи и знакомые ¾ ну, все как один ¾ стали демонстрировать ему свои
худшие стороны характера. Пьянство и воровство, лживость и лукавство, блуд и
сквернословие, гордость и самолюбие ¾
все это волнами накатывало со всех сторон от людей, которые еще вчера казались
хорошими и вполне нормальными.
В городе «воспитанные» люди научены сдерживать внешние
проявления зла. Они умело скрывают грех, утрамбовывая в глубину души. Так
фугасный снаряд с замедленным взрывателем углубляется в самую сердцевину
сооружения, чтобы уничтожить как можно больше живого. Так же и расплата за
скрытый грех приходит с затяжным взрывом из глубины с обширным поражением
рассудка и всех нажитых ценностей.
Максим Горький как-то горько приметил, что интеллигент в
третьем поколении вырождается в дегенерата. Видимо, окружение давало ему веские
аргументы для такой личной статистики. Вадиму тоже приходилось сталкиваться с
этим явлением, особенно в академической и творческой среде. Причину столь мощного
разрушения души интеллигенции Вадим обнаружил в лукавом сокрытии греха. И в
гордом отрицании рабства греху и нежелании избавиться от кандалов. Тут ведь
надо признать себя уродом, а жизнь свою ¾
цепочкой предательств. А мы так любим себя, воспитанных, образованных,
утонченных… Для людей, пораженных проказой гордыни ума, это ― как самому
себе голову отпиливать: как же, там же прическа модельная и дорогущие зубные
протезы!
На селе страсти обычно наружу. Там все открыто, нараспашку.
Горе ¾ так с прилюдным рёвом и
всенародным горячим обсуждением «эк понесло гремыку». Там, если Федька гуляет и
«бабу воспитыват» табуреткой по крепкой спине, так все село сбегается: кто
помочь, кто защитить одного из дерущихся. Там и воровство без прикрытия: тащат
с поля картошку или бревна из лесу средь белого дня. Сквернословят привычно и
без стеснений. Веруют открыто, но и богохульствуют громко.
Очень немалого труда стоило Вадиму обуздать свой «праведный
гнев» и в молитве за несчастных находить успокоение.
Опытно он проходил науку любви. Его отношение к людям
поначалу менялось от жалости и желания умереть за них ¾ до неприязни к ним как носителям грехов. Иногда
доходило до жестоких болей в сердце. Не помогали ни мамины валокордины с
валерьянкой, ни папины прогулки до устали.
¾ Ну почему я
не такой, как все? ¾ чуть не
рыдал он.
