Федор спустился на улицу и спорым шагом направился к дирекции. Когда он уже взялся за толстую витую латунную дверную ручку на дверях подъезда, наконец-то коротко прогудел его мобильный. По тону сигнала Федор безошибочно определил, что пришла эсэсмэска. Федору неоткуда было ждать мобильных вестей, кроме как от системы, отрапортовавшей, что это его сообщение Ирине, отправленное днем, наконец-то дошло до адресата. А это значило, что жена соблаговолила-таки включить свой мобильный. Федор просмотрел сообщение, убедился в том, что он прав, и хотел сразу же набрать Ирину, но подумал, что негоже метать бисер, пусть даже и перед собственной женой. Ведь, конечно же, это Ирина должна звонить ему, чтобы объяснить свое молчание, рассказать, где она. В конце концов, вообще объясниться! Хотя, не время сейчас меряться, кто кому чего должен, надо самому позвонить, убедиться, что с ней все в порядке. У него еще будет время высказать жене все, что он думает по этому поводу. Но не успел Федор нажать на клавишу посыла вызова, как дисплей его мобильного вспыхнул, и на нем определился номер абонента. Звонила Ирина. Федор самодовольно усмехнулся и, помедлив пару гудков, поднес трубку к уху.
— Да, — отрывисто и сухо, как будто просрочившему выплату должнику, ответил Федор. — Алло.
Секунду в трубке молчали, но этого короткого времени Федру хватило, чтобы вдруг и со всей очевидностью осознать, что что-то не так. Вернее, совсем не так. Ирина всегда начинала разговор задолго до того, как абонент поднесет трубку к уху. Кому Ирина звонила, по какому поводу, в каких она сама при этом находилась чувствах, значения не имело, — такая у нее была привычка, и исключений Федор не помнил. Объяснение, конечно, могло быть… Например, если на том конце провода не Ирина. Простые объяснения на поверку редко оказываются верными, но на этот раз Федор угадал.
— Баба твоя у меня, — неожиданно громко, так, что Федор вздрогнул, раздался из динамика низкий мужской голос со странным гортанным акцентом. — Я хочу за нее поллимона баксов. Я знаю, они у тебя есть. Поменяемся?
Федор так и остался стоять, вцепившись в дверную ручку, словно его пальцы приклеились к ней. Или, лучше сказать — примерзли, потому что за те доли мгновения, за которые суть сказанного доходила до сознания Федора, внутри его образовался совершенно чудовищный, антарктический, космический холод. Вот она, расплата за трусливенькое бегство, за то, что оставил — нет, бросил! — жену наедине со страшными и непредсказуемыми обстоятельствами! Да еще весь день сегодня убаюкивал себя рассуждениями о том, что с Ириной все в порядке, только потому, что иначе просто быть не может!
