Он уставился на нее. Когда она попыталась дотронуться до него, он отступил назад. Он вспомнил широко открытый рот черепахи, и его глаза моментально наполнились слезами. Может, черепаха кричала, а ее крик не был слышен из-за шума бурлящей воды. Черепаха смотрела на него, хотела, чтобы он ее вынул, а он и не пошевелился, чтобы помочь ей. Мать провела его, сделав все так быстро, что он не успел спасти животное. Он снова сделал шаг назад.
— Нет! Не прикасайся ко мне!
Она быстро и сильно ударила его по лицу.
Виктор схватился за скулу, развернулся и пошел к стенному шкафу. Сначала он кинул жакет на полку, но потом повесил его, пошел в гостиную и бросился на тахту. Он уже не плакал, однако лежал с открытым ртом, лицом в подушку. Он вспомнил открытый рот черепахи и сомкнул губы. Черепаха очень страдала, иначе она не гребла бы с таким усердием, стараясь выбраться. Сейчас, когда он беззвучно оплакивал её, его рот снова открылся. Он поднес ладони к лицу, чтобы не замочить обивку. Прошло немало времени, прежде чем он поднялся. Тем временем мать на кухне что-то напевала. На кухне слышались ее мелкие шаги, она всегда так ходила, когда готовила. Виктор снова пощупал скулу и медленно направился на кухню.
Черепаха была вынута из кастрюли и лежала на разделочной доске. Мать, бросив на него взгляд и все еще что-то напевая себе под нос, достала нож и со стуком начала отрезать маленькие черепашьи коготки. Виктор наполовину опустил веки, наблюдая за происходящим. Ноготки вместе с кусочками кожи, приставшими к ним, мать смахнула с разделочной доски в ладонь и выбросила в мусорное ведро. Затем она перевернула черепаху на спину и тем же острым ножом принялась отделять тельце от панциря. Виктор попытался отвернуться, но не смог. Затем стали видны красные, белые и зеленоватые внутренности. Виктор почти не слышал рассказа матери о способах приготовления блюд из черепахи, которыми увлекались в Европе еще до его рождения. Ее голос был мягким, утешающим, как бы контрастируя с тем, что она наделала.
— Да не смотри ты на меня так! — внезапно взорвалась она, топнув ногой. — Что на тебя нашло, ты что, с ума сошел? Да, я думаю, так оно и есть на самом деле. Ты просто ненормальный, ты хоть это понимаешь?
Виктор не притронулся к ужину, мать не могла его заставить, даже тряхнув за плечи и пригрозив ударить. На ужин у них были бутерброды с жирной отбивной и тосты. Виктор не проронил ни слова. Он чувствовал, что отдален от матери как никогда прежде. Он чувствовал себя так, как если бы у него болел живот, однако живот у него не болел. Когда они легли спать, ему стало страшно в темноте. Он увидел мордочку черепахи многократно больше натуральной величины, ее открытый рот, ее широко распахнутые и переполненные болью глаза. Виктору захотелось шагнуть через окно на улицу и плыть по воздуху куда глаза глядят. Он захотел исчезнуть и в то же время быть повсюду. Он представил, как, ухватив его за колени, мама втаскивает его обратно, тогда как он пытается выйти в окно. Он ненавидел свою мать.
