— Да это же нехорошо, взорвался он. — Это же
чужие тайны! Это же все по ошибке.
— Да уж, большая ошибка — шляться ночами по
чужим домам, — воинственно откликнулась она. — А тайны твои — это уж как пить
дать, дело нехитрое. — Она напряглась, силясь вспомнить подходящую цитату. —
Как говорится, “зачал грех и родил беззаконие”, ясное дело: все эти секреты
теперь у меня в кулаке.
— Что значит зачал? Как это в кулаке?! Да это же
какое бесстыдство! — возмутился отец Дионисий, даже дыхание у него перехватило.
“Тра-тра-трам-тарарам!” — загрохотал ветер по крыше, вторя ему. Наконец он
вылез из масляной лужи и, добравшись до стула в углу, уселся на него.
— Еще и возмущается! Все тайное становится
явным! А вот я тебя за ушко да на солнышко!
Дионисий пригорюнился: вон, как ее разобрало,
ясное дело — прочитала она все его помыслы, горит мщением, готовится к шантажу.
Правду говорят: месть женщины страшна.
В доме водворилась полная тишина. Валентина,
ступая на цыпочках, вышла в предбанник, накинула телогрейку и мохнатую шапку,
сжала в руке кочергу, рывком отодвинула щеколду, распахнула дверь, от которой
до калитки оставалось два прыжка и вдруг — чуть ли не нос к носу столкнулась со
страшным бандитом в черных очках.
Она издала нечленораздельный вопль, дала
обратный ход, захлопнула дверь и, привалившись ней всем телом, уже дрожащими
руками заперла щеколду.
Тем временем Мурманск, обещавший поглядывать за
моим имением, решил по дороге домой подрулить к нему. Брать ледяной холм было
бессмысленно, поэтому он сделал крюк и подкатил, было, с другой стороны — то
есть прямехонько от военной части, да по дороге завяз в снегу. Решил пройти
через мой сад к Эльвире и тем сразу убить двух зайцев — глянуть, все ли у меня
тихо-спокойно, а заодно и выпросить у Эльвиры лопату. Дом был погружен в
темноту, и он уже, было, обогнул его, устремляясь к Эльвириной калитке, как
вдруг его внимание привлекло то, что дверь была приотворена и там — прямо между
дверью и косяком — чернела огромная человеческая нога в черном валенке. Он
повернулся к странному виденью всем телом, и в этот момент раздался щелчок
захлопнувшегося замка.
— Та-ак! — сказал Мурманск. — Ну, гад, теперь ты
попался! Капкан защелкнулся. Теперь не уйдешь!
И встал около двери на карауле. Хотел было,
впрочем, юркнуть к Эльвире и дать ей знак, чтобы она позвонила в милицию, однако
вдруг из глубины дома раздался страшный грохот, а потом и взрыв. И он решил не
оставлять своего поста.
