— Я обычно предпочитаю быть действующим лицом, а не статистом, — отвечаю я.
Наконец, хозяйка вспоминает о соблюдении приличий и начинает номер под названием «представление гостей». Мне показывают профессора Ямамототвердолобо, старика, морщинистого, как древний пергамент, который абсолютно естественно диссонирует с этим пьяным балаганам. Затем мне представляют старикашку-америкашку с мурлом измятым, как автомобиль для гонок со столкновениями.
— Папаша Хилджон! — объявляет Рульт. — Старый бродяга, который сколотил себе состояние в Токио, продавая брелки в форме атомных бомб.
А вот Тай-Донг-Педхе — блестящий таиландский актер, который сделал головокружительную карьеру в Японии, играя филиппинцев.
Я едва успеваю пожимать хрящи присутствующих.
— Дорогая Барбара, — говорю я, — я отважился привести к вам своего близкого друга, Бе-Рхю-Рье, который сгорал от желания познакомиться с вами.
Присутствующие разражаются смехом. Толстяк хмурится и вопросительно смотрит на Рульта.
— Я извиняюсь, Сан-А, — говорит Рульт, — но по-японски Бе-Рхю-Рье значит «цветок сурепки в винном соусе».
Толстяк громко смеется.
— Согласитесь, что это весьма кстати. Получается, что у моего папаши предки были японцами.
Виски начинает литься рекой, и надо быть чемпионом по сплаву, как говорит Берю, уважающий массаж почек, — чтобы преодолеть пороги от Ни до Гара целым и невредимым. Все начинают постепенно надираться и довольно откровенно массировать ягодицы Барбары.
В какой-то момент профессор-японец начинает пристально наблюдать за Берю. Пронзительность его взгляда начинает беспокоить Толстяка.
— Что это бороденка так дыбает на меня? — волнуется мой приятель.
— Я изучаю его морфологию, — успокаивает нас Ямамототвердолобо.
И продолжает болтать по-японски с вопросительной интонацией.
— Чего? — недоумевает мой корифан. — Так, значит, вы не говорите по-японски?
— Я — китаец!
Старикан спокойно переходит на китайский. Непонимание Толстяка от этого лишь возрастает.
— Вы не говорите и по-китайски?
— Ну…
Но ученые подобны юнцам, которым стоит лишь где-то случайно прикоснуться к трусикам ровесниц, как они не могут успокоиться, пока не прикоснутся к тому, что под ними, если я осмелюсь на такое сравнение21.
— Сеньор Бе-Рхю-Рье, говорите, пожалуйста, на своем родном диалекте, а я попытаюсь определить, откуда вы родом.
Толстяк обалдело смотрит на меня, однако берет себя в руки и изрекает:
— Откеда скандехался этот долдон на мою макитру?
