Всю
ночь Лаклейн
крепко прижимал
Эмму к себе.
Казалось, просто
не мог с собой
совладать. Он
никогда раньше
не проводил
с женщиной
всей ночи напролет
- считая, что
это право уготовано
его паре – но
сейчас, ему,
похоже, нравилось
лежать с ней
рядом. Очень.
Возвращаясь
к событиям
прошлой ночи,
он припомнил,
как разговаривал
с ней, но не смог
отчетливо
вспомнить, о
чем. Зато не
забыл ее реакцию
– ту беспросветность,
что читалась
в ее глазах.
Будто она, наконец,
поняла, в какой
ситуации оказалась.
Вампирша
в последний
раз попыталась
сбежать. И прежде
чем притянуть
обратно и прижать
к себе ее хрупкое
тело, он снова
насладился
моментом, позволив
ей думать, что
свобода так
близка. Обмякнув
в его руках,
она спустя
какое-то время
отключилась.
Лаклейн не
знал, потеряла
ли она сознание.
Да его это не
особо и волновало.
Если
подумать, то
вся эта ситуация
могла быть и
хуже. И если
уж он собирался
обладать вампиршей,
то почему бы
ей и не быть
привлекательной.
А Эмма, хотя и
его заклятый
враг, кровосос,
но все же прекрасна.
Лаклейн задумался,
смог бы он нарастить
хоть немного
мяса на ее кости.
Было ли такое
вообще возможно
по отношению
к вампиру? В
полудреме он
протянул руку,
коснувшись
ее волос. Прошлой
ночью, когда
они высохли,
он заметил,
что пряди сильно
завились и
стали выглядеть
светлее, чем
ему показалось
вначале. И сейчас,
лежа рядом с
ней, Лаклейн
восхищался
сияющими на
солнце локонами.
Все же они были
красивы… красивы
даже для вампирши…
Солнце.
Матерь
Божья. Он соскочил
с кровати, и,
задернув шторы,
кинулся обратно
к ней.
Развернув
ее к себе, Лаклейн
увидел, что
она едва дышала,
не в силах вымолвить
и слова. А из
ее ошеломленных
глаз текли
розовые ручейки
слез. Кожа вампирши
горела, словно
та была в горячке.
Подхватив ее
на руки, Лаклейн
бросился в
ванную и стал
вертеть незнакомым
приспособлением,
пока из крана,
наконец, не
полилась ледяная
вода. А затем
опустился
вместе с ней
в ванну. Спустя
несколько
минут она
закашлялась
и глубоко вдохнула,
сразу обмякнув
в его руках.
Ликан сильнее
прижал ее к
своей груди
и нахмурился.
Ему не должно
быть никакого
дела до того,
что она чуть
не сгорела.
Это он горел.
По вине ее рода.
Да он и в живых-то
ее оставил
только пока
окончательно
не убедится,
что она не его
пара.
