Ей вдруг
показалось,
что он подавил
дрожь.
- Мне
нужно кое-что
объяснить.
Тебе известно,
что я был пленен
Ордой, но ты
не знаешь, что
меня… пытали.
Это повлияло
на мое поведение
и мышление.
Она
догадывалась,
что его пытали,
но не представляла,
как именно.
- Что
они с тобой
делали?
Выражение
лица ликана
стало настороженным.
- Я никогда
не обременю
тебя такими
деталями. Почему
ты не сказала
мне, что на половину
валькирия?
- А что
бы это изменило?
Я все еще вампир,
а мои тетки –
все еще твои
враги.
- Это
не так, - опроверг
он ее слова. –
Я не считаю
врагами маленьких
фееподобных
женщин, живущих
на другом
континенте.
Его
пренебрежительный
тон раздражал
почти так же,
как если бы он
признал, что
был их врагом.
- Когда
Анника приедет
за мной?
Он
прищурил глаза.
- Ты
обещала остаться
со мной до
следующего
полнолуния.
Его
слова заставили
Эмму ахнуть.
- Ты не…
она не приедет
за мной?
- Пока
нет.
Она
открыла рот,
не в силах поверить
в услышанное.
- Просто
невероятно!
Значит так, в
силу того, что
ты из другого
времени, я просвещу
тебя о кое-каких
правилах. Правило
первое – если
Эмма едва не
погибает от
рук вампира,
она получает
карточку-освобождения-из-этой-ликанской-песочницы>xxxiii.
- Правило
второе, - Эмма
отогнула второй
палец.
- Теперь
мои тетки знают,
кто ты, и если
ты немедленно
не отправишь
меня в ковен,
они тебя попросту
убьют. Твой
единственный
шанс – отпустить
меня как можно
скорее.
- Что
ж, если они смогут
нас найти, то
заслуживают
подобной попытки.
Осознав,
что он настроен
решительно,
Эмма почувствовала,
как ее нижняя
губа начинает
дрожать.
- Ты
станешь удерживать
меня вдали от
моей семьи,
когда я так в
них нуждаюсь?
– по ее щеке
скользнула
одинокая слеза.
Раньше, он,
казалось, испытывал
отвращение
при виде ее
слез. Но сейчас
выглядел так,
будто… они
причиняли ему
боль. Ликан
даже быстро
протянул руку,
чтобы вытереть
слезинку.
- Ты
хочешь домой
и окажешься
там, но не в
ближайшие пару
дней.
Уже
не пытаясь
скрывать свое
раздражение,
она бросила:
- Что
тебе дадут эти
пару дней?
- Могу
спросить тебя
о том же.
Стиснув
зубы, Эмма
попыталась
побороть гнев
и подступающие
бессмысленные
слезы.
Обхватив
ее лицо ладонями,
Лаклейн нежно
погладил большими
пальцами ее
щеки и с хрипотцой
в голосе произнес:
