Если
бы только Эмма
смогла почувствовать
ту же потребность
и настойчивую
необходимость,
тогда он не
испугал бы ее
так сильно.
Лаклейн поклялся,
что запрет ее
где-нибудь,
хотя и знал,
что ничто не
помешает ему
добраться до
нее…
Насколько
же всё оказалось
бы проще, если
бы его пара
принадлежала
к клану.
Но тогда
у него не было
бы Эммы…
Перед
закатом, постучавшись,
в комнату вошли
две горничные,
чтобы распаковать
и разложить
ее одежду.
— Осторожнее
с ее вещами, —
вставая с кровати,
велел им Лаклейн.
— И не трогайте
ее. — Повернувшись
спиной к удивленным
его приказом
горничным, он,
не раздвигая
штор, вышел на
балкон. Лаклейн
смотрел на
заходящее
солнце, освещавшее
их дом, холмы,
долины и лес,
который, он
надеялся, Эмма
со временем
полюбит.
Когда
солнце село,
Лаклейн вернулся
в комнату. Увиденная
им картина,
заставила его
нахмуриться.
Стоя в нескольких
футах от кровати,
горничные
таращились
на Эмму и перешептывались.
Но он знал, что
они не осмелились
бы прикоснуться
к ней. К тому
же они были
совсем юными
ликаншами и,
вероятно, никогда
не видели вампиров.
Лаклейн
как раз собирался
сказать, чтобы
они вышли, как
Эмма открыла
глаза и села
на кровати тем
своим плавным
движением.
Горничные в
ужасе закричали
и бросились
вон из комнаты,
а Эмма зашипела
и отползла к
изголовью.
Он знал,
что все будет
совсем непросто.
— Спокойно,
Эмма, — направившись
к ней, сказал
он. — Вы испугали
друг друга.
Долгое
время она смотрела
на дверь. Затем,
быстро скользнув
глазами по его
лицу, побледнела
и отвернулась.
— Твои
раны хорошо
заживают.
Эмма
ничего не ответила,
лишь провела
кончиками
пальцев по
груди.
— Когда
ты еще раз попьешь,
они совсем
затянутся, —
сев рядом, Лаклейн
начал закатывать
рукав, но она
отпрянула от
него.
— Где
я? — ее глаза
забегали по
комнате и, в
конце концов,
остановились
на изножье
кровати из
красного дерева.
Некоторое
время она пристально
рассматривала
замысловатую
резьбу, а затем
повернулась,
чтобы взглянуть
на изголовье.
Вырезанные
там инструктированные
символы удостоились
такого же
тщательного
осмотра. Освещенная
лишь разожженным
огнем в камине,
комната постепенно
погружалась
в темноту, и в
сгустившихся
сумерках казалось,
что эти символы
двигаются.
Мастера
начали трудиться
над этой кроватью
в день рождения
Лаклейна, не
только для
него, но и для
нее тоже. Он
часто лежал
на том самом
месте, где сейчас
находилась
Эмма, зачарованно
рассматривая
резьбу и воображая,
какой будет
его подруга.
