Я думал о своих… стольких людях и не понимал зачем. Нужно было снова все повторять, шаг за шагом. И примерно когда я все вычислял, мне опять становилось непонятно.
Наверно, я на себя разозлился. И на них. На всех этих людей. Я думал так: ну какого черта им все это надо — я ж не просил их лезть в петлю; и на дружбу не набиваюсь. Они сами суются ко мне со своей дружбой, сами лезут. Я тоже ради них до последнего старался.
К Греку я заходил каждый день. Смотрел, как идут работы, просил его объяснять что и как, а если ему надо было куда-то ехать, подвозил. Ресторан у него получался очень современный, и я говорил, что Джонни наверняка бы понравился — что он ему и нравится. Потому что паренька лучше не бывало, и теперь он смотрит — сверху вниз — и любуется всем так же, как и мы. Я говорил Греку, что теперь Джонни по-настоящему счастлив.
И Греку некоторое время нечего было мне сказать — он держался вежливо, но почти не разговаривал. Однако немного погодя стал зазывать меня на кухню выпить кофе; и провожал меня до самой машины, когда мне пора было ехать. Не отлипал от меня, все время кивал, когда я заговаривал о Джонни. А порой вспоминал, что, может, и посовеститься бы неплохо, и я понимал, что он хочет попросить прощения, но боится меня обидеть.
Честер Конуэй сидел в Форт-Уорте, но однажды вернулся в город на несколько часов, и я постарался об этом узнать. Очень медленно я проезжал мимо его конторы часа в два, и тут он выскочил, стал такси ловить. И не успел сообразить, что происходит, как я взял его в оборот. Выпрыгнул, отнял у него портфель и усадил к себе в машину.
Чего угодно он от меня ожидал, только не этого. Опешил так, что даже не поздоровался, да и не успел сказать ничего. А как только мы направились к аэропорту, он бы и слова вставить не сумел. Потому что разговаривал с ним я.
Я говорил:
— Надеялся с вами столкнуться, мистер Конуэй. Хотел спасибо сказать за гостеприимство в Форт-Уорте. Очень заботливо, конечно, было с вашей стороны в такое время подумать об удобствах для нас с Бобом, а вот я, наверно, не оценил. Как-то устал, думал о своих проблемах, а не о ваших, не о том, каково должно быть вам, и в аэропорту вам нагрубил, видимо. Но я не желал ничего дурного, мистер Конуэй, и мне хочется извиниться. Я на вас нисколько не обижусь, если вы на меня разозлились, потому что я пень пнем и все, наверно, испортил… Так вот, я же знал, что Элмер как бы ни при чем, он же доверчивый, и знал, что такая женщина ну никак не может довести до добра. Мне надо было поступить, как вы и советовали, и поехать туда с ним — я, правда, не знаю, как бы мне это удалось с таким ее поведением, но все равно надо было. И не думайте, что я теперь этого не понимаю, а если считаете, будто меня материть — это как-то делу поможет, я не стану обижаться, или если вам моя работа покоя не дает, так забирайте ее себе. Что бы вы ни сделали, этого не хватит, Элмера не вернет. И… я его так и не узнал хорошенько, только у меня все равно такое чувство, что мы с ним близкие друзья. Я смекаю, это потому, что он был так на вас похож. Иногда увижу его издали — ну чисто вы идете. Вот поэтому, наверно, мне сегодня и захотелось встретиться с вами. Как с Элмером снова повидаться. Меня как бы такое чувство на минуту охватило, что он по-прежнему тут и ничего не случилось. И…
