Незаметно он
оказался и у самых церковных дверей. Замер, собираясь с духом, и тут заметил
рядом на скамеечке старичка, явно нищего, но раньше никогда не виденного. Тот
вроде бы смотрел вниз, в землю, но Алексей почувствовал, что обнаружен, и не
просто обнаружен, но и словно просвечен рентгеном.
— Вы сядьте,
— сказал вдруг тот тихим голосом, — переведите дух-то. В храм надо входить
затаив дыхание, с благоговением перед святыней. Понимаете меня?
— Может быть,
и понимаю, — сказал Алексей и сел, — не совсем, правда.
— Вот то-то и
оно! — продолжал старичок. — А от нас и требуется-то немного: осознать, что
прах мы и во всем зависим от Отца Небесного, и всем Ему обязаны — и тем, что
дышим, и тем, что хлеб едим и от дождя кров имеем. Кто с этим чувством живет,
тому ох, как легко! А ведь нам, которые внизу, легче, чем иным. Господь милость
нам дал, облегчил путь. Глупо, мил человек, когда имеешь лишь рубище и посох и на
них же, а не на Бога, уповаешь и от них же защиты ждешь. Иное дело, когда у
тебя дворцы и слуги — как не возгордиться? А там уж и Бога вовсе забыть. А
нам-то с вами, не имеющим сокровищ, так просто благодать!
— Да уж! — не
нашел, что еще сказать, Алексей. — Действительно благодать. Я вот от друга
сейчас. Помирает он в подвале от голода и чахотки. Просил вот у батюшки
прощения попросить за все. Думает, легче будет.
— Правильно
думает! Господь ох, как милосерд, Он иногда и такое покаяние приемлет, если оно
от чистого сердца. Вы сделайте, как сказали, а я обожду, поговорим.
— Да боюсь я,
— признался Алексей, — нехорошо я себя тут вел. Батюшка осерчал на меня.
— А вы
повинитесь, в ножки упадите, простит, точно вам говорю. Идите смелей, батюшка
там один, примет.
Алексей,
вдохнув воздух, вошел, будто подталкиваемый невидимой рукой. За свечным ящиком
действительно никого не было. В храме, похоже, тоже было пусто. Все лампы были
выключены, и стены скрывались в полумраке, лишь в центре справа от аналоя с
праздничной иконой горела свеча. В круг света попадал образ Спасителя у царских
врат: строгий взгляд, раскрытое Евангелие и благословляющая десница, которая,
как показалось Алексею, вдруг двинулась и начертала в воздухе маленький
крестик. Верно, виною было колеблемое воздушным потоком пламя свечи, но Алексей
застыл и, осенив себя крестным знамением, земно поклонился, а потом опять
посмотрел на икону, но теперь все было неподвижно, как и должно быть, и лишь
блики играли в покрытых олифой красках. А батюшка был в алтаре, там горел свет,
освещая апсидные своды над престолом.
