Филиппыч проболел целую
неделю, временами (в первые три дня) впадая в бредовые состояния. “Ты все
какой-то деготь вспоминал, — рассказывала после Зинаида, — руки, кричал, у всех
в дегте, звал отца Иннокентия, вот я и привела”. И действительно ведь привела.
А было дело так…
Первым пришел Петруня с
потертым батюшкиным портфелем, подошел к Филиппычу, сочувственно что-то
пробормотал и тут же засуетился, забегал, вовлекая в эту суету и Зинаиду.
— Скатерть чистую давай, —
командовал он, — лучше новую, если есть, ведь таинство святое будем свершать…
— Откуда у деда новое? —
оправдывалась Зинаида. — Ну, да ладно, я из дома принесу.
— Блюдо с зерном, чтобы
свечи ставить и лучины, — перечислял Петруня, потом, вспомнив, крикнул уже ей
вдогонку: — Да, а масло и кагор? Про них тоже не забудь.
Филиппыч только дивился,
затаившись в своем углу. Его никогда не соборовали, поэтому все было
непонятным. Появился отец Иннокентий, высокий сутулый, лет сорока пяти, с
задумчивым лицом учителя литературы. Он поправил на носу очки в тонкой металлической
оправе, потеребил длинную реденькую бородку и тоном врача-терапевта, не то
чтобы строго, но достаточно серьезно, спросил:
— Что ж вы так, Семен
Филиппович, храм позабыли? Надо бы вам себя побуждать к этому, вон, Зинаиду
просить, она ведь частенько бывает. Для вас храм — первое лекарство. А то ведь
только когда нас припирать начинает, тогда только бежим, мол, помоги Господи. А
раньше что? Господь ведь так спросит.
Филиппыч хотел объяснить,
что он никуда в общем-то и не бегал, но почему-то сразу передумал. А то вдруг
обидится батюшка, уйдет? Ведь раньше-то хотел? Хотел. Вот и подал Бог…
— Говорил ведь, надо
поговеть, говорил? — встрял Петруня. — Вот Господь скорбями и торопит. Так-то…
— Многие ведь как думают? —
продолжал, между тем, батюшка. — Раз соборуешься, так значит непременно
помирать надо. Говорят, что после соборования нельзя мыться, нельзя есть мясо,
поститься нужно даже по понедельникам. Все это неправда. В Евангелии от Марка
сказано, как апостолы, проповедуя в Палестине, мазали больных маслом и исцеляли
их. Это таинство исцеления. И в болезни человеку необходимо обращаться к Богу с
молитвой, не надеясь на врача только. Врач конечно тоже есть орудие Божьего
Промысла, но если Господь не благословит, то и врач никакой не поможет. А елей,
которым будем вас мазать, есть образ милости Божией, любви и сострадания. Но
прежде поисповедую вас, батенька, вы ведь верно давно не были на исповеди?
