Анне не
терпелось рассказать про письмо, но сначала пришлось подчиниться напору
хозяйского гостеприимства и отведать борща из пышущего жаром чугунка.
— Только из
печи, — весело прощебетала Нина Григорьевна, — где там у вас в столицах такого
поешь? — она утерла вспотевший лоб рукой и, кивнув головой на Анну, сказала
батюшке: — Она ведь как дочь мне, как мать ее в сорок третьем умерла, так мы
вместе и жили, душа в душу. В пятидесятом только и расстались. Я в Саратов
уехала, потом к вам, а Аня дома осталась. Вот так. Ну, она уж большой тогда
была — двадцать годков. Пять лет с тех пор миновало, теперь уж детей пора
нянчить. Замуж-то скоро? И жених, поди, есть?
— Есть, —
кивнула Анна, — вот дождусь… — она хотела сказать "отца", но
вспомнила, что еще не сообщила про письмо. — Простите, я же ничего не
рассказала. Вот… — она достала драгоценный конверт и подняла над головой, —
письмо от папы пришло. Жив он, обещал скоро приехать. Я поэтому и к вам всего
на три денька, для встречи с папой хочу отпуск сберечь.
— Ну вот и
славно, — улыбнулся в бороду отец Прохор, и Анне показалось, что никакая для
него это не новость, что все-то он знает, и что в прошлом году в Ленинграде уже
знал. Рука ее безсильно опустилась на стол, и Нина Григорьевна тут же схватила
конверт.
— Можно? —
спросила она нетерпеливо.
— Да, — Анна
растерянно смотрела на отца Прохора и думала: спросить или нет насчет своей
догадки? Но батюшка опередил.
— Вот какая за
нами сила, — сказал он продолжая улыбаться, — Кто бы из людей смог так помочь?
Только Господь единый. Не зря говорят, что вера и молитва горы передвигает.
Вера и молитва, — повторил он, словно убеждая, что сам тут совершенно не причем.
Анна
почувствовала, что вот-вот расплачется и постаралась быстро переменить тему
разговора. Она рассказала, как трудно приходится верующим в их приходе. Как
вызывали накануне Крещения отца Алексия к уполномоченному и строго наказали
народа в праздник не собирать и никого водой святой не приманивать. А люди все
равно шли и шли: с банками, с бидонами; кто прямо, а кто и тайком.
Нина
Григорьевна переглянулась с батюшкой и весело сообщила:
— А у нас-то
велия радость была! Иордань освящали, после службы колядки пели, а батюшка
стихи духовные читал. Батюшка? — Нина Григорьевна вопросительно посмотрела на
отца Прохора. Тот для вида — мол, недоволен — покачал головой, но тут же начал
протяжно декламировать:
"Развивался
святой лес зеленый
