— Так, — кивнул дед, совсем
не удивившись явно неожиданному вопросу, — он самый. Откель меня знаешь?
— Бывал я тут в молодости,
— усмехнулся Петр Петрович, — родился даже здесь.
— Вот как? — дед, похоже,
опять ничуть не удивился.
— У Фроловых отец мой с
матерью гостили, да подошло матери время родить. Вот и родился здесь.
— Так-так, — кивнул дед, и
непонятно было, верит он или нет, или же просто все это ему безразлично?
Однако, спустя минуту неловкого молчания, дед Сергей вдруг заговорил:
— Отчего ж не помнить?
Гулял я тогда у Атошки и батьку твоего помню. Крепкий был мужик. Живой?
— Давно схоронил и его, и
мать, — ответил Петр Петрович и, опершись руками о верхнюю жердину, спросил: —
Годов вам уж, поди, за восемьдесят будет?
— Восемьдесят два, —
уточнил дед Сергей, — с сорокового года здесь, чай, живу.
— Хорошая у вас память,
позавидовать можно.
— Не жалуюсь, — дед Сергей
двинул вверх бровями, — однако, все больше помню прежние годы, военные, да
послевоенные, а что надысь, давеча было, бывает, подзабываю.
Петр Петрович сочувственно
кивнул. И вдруг припомнились ему юношеские его изыскания о названии этой
деревеньки. «Отчего ж не полюбопытствовать?», — подумал он и спросил:
— Послушайте, а может быть,
вы помните, отчего деревня ваша зовется «Гусинец»?
— Гусинец-то? — переспросил
дед и покачал головой: — Отец-то мой знал, точно знал, да вот спросить-то я у
него забыл. Так-то.
Постояли еще с минуту
молча. Деду, как видно, было привычно такое вот молчаливое соседствование;
поди, успел уж наговориться за свои-то годы? А Петр Петрович, неловко
переминался с ноги на ногу и, наконец, раскланялся.
— Ну, ладно, бывайте
здоровы, пойду я, на автобус надо успеть, домой.
— Давай-давай, — сказал дед
и сделал прощальное движение бровями.
И вдруг, когда Петр
Петрович уж ступил на дорогу, он неожиданно подал голос:
— Вспомнил я почему
«Гусинец», озерко тут раньше было и мочил больших много, так гуси, как мимо
пролетали, садились передохнуть. Вот и «Гусинец».
— Спасибо, — Петр Петрович
еще раз, напоследок, махнул рукой и зашагал в сторону шоссе.
«Нет, работать на прежнем
месте больше не стану, — разрешил он наконец для себя сомнения последних дней,
— не хорошо это — там работать. Не уважение это к Николаю, да и стыдно: ведь
русские же мы, перед кем унижаемся? На завод пойду места искать. Слава Богу,
они теперь опять заработали — и мне место найдется…»
После дождя было
по-особенному свежо, дышалось легко и свободно, а в небо впереди, как раз со
стороны Изборска, круто вздымалась яркая радуга. Уже возле шоссе Петр Петрович
нагнал медленно бредущую старушку. Поздоровался и хотел было пройти мимо, но
она вдруг остановила.
