На прощанье соседка
сказала: "Не думайте об отце, как будто его не существует. Думайте как о
живом - у Бога все живы".
И после её ухода Саша
решилась попробовать. Конечно, она не могла верить в то, что отец как личность
продолжает существовать - разве что на один процент из ста, да и это, пожалуй,
много... на какую-то долю процента. И всё-таки, малейший шанс оставался. Надо
было вникнуть в него, настроиться на соответствующую волну - но Саша
чувствовала, что это нельзя сделать просто так. Они с отцом всегда любили прямоту
и старались действовать честно - теперь от нее требовалось совершить некое
волевое усилие, чтобы честно перед самой собой постучаться в двери
вышеозначенного шанса. Она не могла сказать, что верит – но могла определить
себя сторонницей того, чтобы именно этот малейший шанс воплотился. Здесь и было
то самое волевое усилие, которое от нее требовалось.
За спиной слегка шевелились
занавески, слышалось негромкое постукиванье часов - привычные, уже никак не воспринимаемые
звуки. Но в наступившей, вернее, только что замеченной Сашей тишине (до этого
она слишком напряженно думала) этот домашний шумок обернулся какими-то
дальними отголосками, приглушенными вздохами и чуть различимым шелестом шагов.
Должно быть, ветер шуршал бумагами на столе. Саша обернулась запереть форточку,
и ей навстречу пахнуло что-то живо напоминающее об отце - вроде бы свежесть его
одеколона вперемежку со сладковатым дымком любимых им папирос... Но запахи были
полыми, не затрагивающими обонянья - запахи без запаха, одна оболочка. Ими
только обозначалось нечто присущее отцу. А через минуту у неё перехватило
дыханье от ощущения его близкого присутствия - настолько близкого, что она
завертела головой, готовая обернуться в ту сторону, где оно было сконцентрировано.
У лица развеялось что-то изначально знакомое, что могло быть присуще только ее
отцу. И в следующее мгновенье ничего уже не осталось.
Она разрыдалась, чувствуя
потребность излить в слезах вое напряженье последних дней и месяцев. Ее трясло
как в ознобе - судорожные плач, казалось, выворачивал наизнанку, но
перехлестывающая через край горечь при этом уходила из души. После долгих слез
пришло бессилье и облегчение.
Столбик пепла упал на юбку,
спохватившаяся Александра принялась торопливо стряхивать его в ладонь.
Вспоминая вчерашний вечер, она отключилась. Между
тем ей теперь предстоит
быть особо собранной и внимательной чтобы доискаться до сути произошедшего. Нет
сомнений, что она ощутила присутствие отца; и даже, кажется, это чувство не
было исключительно субъективным... Ведь людям
