Знакомая платформа
словно состарилась с тех пор, как он был здесь летом. Пассажиров никого не
было. Пышные деревья за оградой превратилась в облетевшие ветки, унизанные
дрожащими каплями дождя. Внутри каменной клумбы, где летом высились цветущие
мальвы, теперь лежали пустые былинки вымокших стеблей. Словом, из прежней
статной красавицы платформа превратилась в убогую сгорбленную старушку. Ее
красили только глядящие издали рябины с ярко-оранжевыми ягодными корзиночками.
Но иначе и не может
быть, решил Тимка: раз в его жизни случилось несчастье, то и все вокруг должно
измениться. Пахучая свежесть, разлитая в воздухе, обостряла чувства. Осеннее
запустение вокруг словно нашептывало, как трудно будет идти, как бесконечна
дорога и как сосет сердце одиночество странника. На выцветших глазах
старушки-платформы блестели слезки дождя…
С Тимкой бывало так,
что все придуманное им словно оживало и начинало действовать самостоятельно,
иногда враждебно по отношению к Тимке. Мама называла это «потерять грань между
фантазией и действительностью» – так она объясняла однажды врачу. А врач
ответил: «У мальчика чересчур развито воображение». Он обещал, что это «пройдет
вместе с детством». Но ждать, когда пройдет детство, еще очень долго…
Тимка поежился: один
посреди быстро надвигающейся ночи, он был сейчас беззащитен от своих
собственных мыслей. Вот придумает что-нибудь такое, чего сам испугается, – кто
его будет успокаивать?.. Кто объяснит, что все это просто выдумки?..
К тому же сегодня
дело обстояло не как всегда. Ведь злые силы, похитившие папу, должны
догадываться о том, зачем вздрагивающий от страха мальчик идет сейчас в темноту
по скользкой от вывороченной глины тропинке… Наверняка они не упустят случая ему
навредить!
Тимка вошел в
облетающую березовую рощицу и замер: со всех сторон к нему тянулись узловатые
руки леших в широких лоскутных рукавах, пляшущих на ветру. От них так и
сыпались круглые листочки-заплатки – лимонные, желтые, буро-коричневые… А с
намокшей бересты вдруг глянули опасные лукавые глаза: круглые, как сучки на
стволах, и прищуренные, как трещины коры. Вслед за ними обозначились бледные
ухмыляющиеся рожи, иссеченные пепельными морщинами. Тимку обступили лешие:
дразнясь и кривляясь, вся свора вразнобой галдела о том, что он никогда не
найдет своего папу:
- Не найдеш-шь! Не
найдеш-шь! Только с-сам к нам попадеш-шь! – свистяще выкрикивали они, словно
детскую дразнилку, тут же подхватываемую ветром. И пока Тимка бежал, пытаясь
вырваться из их круга, она на разные лады свистела в ушах.
