Осторожно, по краю, не выходя на открытое пространство, обошли вырубку.
Дальше уже пошли смешанные леса, без малейшего признака присутствия человека. Ни просеки, ни полянки, ни вырубки, как ранее встреченная, ничего и никого. Кто рубил, зачем рубил, для чего корчевали, непонятно. Шли до вечера. Заночевали обратно под елью, скрывшись под низкими ветвями.
На следующий день, ближе к полудню, вышли на открытые пространства, на распаханные поля. Кругом безлюдье, но видно, что недавно пахали и что-то сеяли. Кое-где, на отдельных делянках виднелась густая щётка подымающихся озимых. Пробираться стали осторожнее, не зная, кого можно тут встретить или на что наткнуться. Так, до глубокого вечера никого и не встретили. Для ночёвки выбрали место в каком-то глухом овраге, в яме под выворотнем. Костёр разводить побоялись, не зная, чего ожидать от местных обитателей. Питаться опять пришлось всухомятку, вялеными ягодами. Хорошо, что хоть лапника наломали вдосталь, спать на сырой земле не пришлось.
На следующий день встали поздно. Вымотались за предыдущий день до такой степени, что казалось невозможным просто встать. По их собственным прикидкам, отмахали они вчера километров тридцать, сорок, это если по прямой считать. А если по шагам померить, да учесть буераки, вверх вниз, да обходы полей по краю, сколько они там, на самом деле, вёрст отмахали, было даже не интересно. Оба пришли в состояние тупой животной усталости. Да и постоянное нервное напряжение: с собственной неопределённостью, с неясностью, где же они на самом то деле находятся, выматывало до животного отупения.
В глубокий овраг, да ещё и под выворотень, солнце, своими лучами, пробралось, когда наверху уже вовсю щебетали птицы. Так что пока развели костёр, пока сварили супчик из ягоды, пока попили чайку из листьев кустарника, солнце устойчиво встало в зенит. В этот день решили уже никуда не идти. Постоянно мокрая одежда и ботинки, так и не просохшие после болота, сбитые ноги в мокрых носках, да скудное питание одними вялеными ягодами, требовали немедленного устройства днёвки, для приведения себя в порядок.
Пока Сидор собирался мыться, чиститься, стирать носки и отмывать от грязи ботинки, Димон решил смотаться наверх оврага, побродить по лесу, поискать каких-нибудь ранних весенних грибов.
— Что-то надоело мне питаться одним урюком, — тяжело вздохнув, начал Димон. — Пойду, прошвырнусь, здесь рядом. Вроде, вчера, когда спускались в овраг, видел на бровке какие-то грибы. То ли сморчки, то ли строчки. Мочи больше нет, голодуху терпеть.
