Рогволд впоследствии и сам не мог объяснить себе, какая сила сохранила его, бросив тело в отчаянный бег к обрыву реки. Он не видел, как строй мертвецов, закованных в вороненую сталь, прошел сквозь прах частокола. Как из могильного праха дружинников поднялись новые воины в доспехе вороненой стали. И как, пройдя сквозь городище, смерчи накрыли стену щитов данов. Как ярл Свен, поняв свою участь, в последний миг успел пронзить свое сердце мечом, прошептав: «О Один!»И как юнец, подняв жезл из костей руки, прокричал: «ТЫ НЕ УЙДЕШЬ!»
Всего этого сын старосты не видел, борясь с подводным течением и позволяя себе легкий вдох спустя вечность нырка. В шесть нырков, боясь стрелы врага, пересек он реку, и река не выдала своего сына, Рогволда, сына Дубосвята, последнего старосты городища Всхолье. Отфыркиваясь, как бобер, он пересек камыши и устремился в лес…
Глава 2. КРОВЬ НА ПОЛЯНЕ ВОЛХВОВ
Звериными тропами пробирался Рогволд на закат. Пробирался, ибо его бег уже нельзя было назвать бегом. Ноги заплетались, воздух с хрипом рвался из груди. Те три дня, пройденные по буреломам, превратили почти новые рубаху и порты в жалкие лохмотья. Только сапоги еще держались. К вечеру второго дня он почуял погоню. Спать в ту ночь не пришлось, и теперь он кружил, сбивая со следа, торопливо схватывал на бегу ягоды. В одну из ночевок на дереве нашел гнездо с яйцами иволги. Рогволд похудел, осунулся, напоминал загнанного волка и, по-волчьи припадая, пил воду из лесных ручьев.
После гибели дружинников он был единственным, кто знал о данах и странном войске в доспехах из черной стали. По ночам ему снилось лицо русоволосого, и он слышал его смех. Сын старосты знал: его долг рассказать об этом князю Яромиру и умереть, отомстив за родных и побратима Путяту.
К вечеру десятого дня он вышел к Поляне Волхвов. Поляна эта слыла не лучшим местом для прогулок, но выбирать не приходилось. Непроходимые буреломы вековечного леса окружали ее, и единственная тропа проходила через поляну.
Выйдя на поляну, Рогволд замер. Да и как было не замереть: на травяной зелени священного места расплывались бурые пятна. Кровь! Спокон веков здесь было место мира, волхвы крови не проливают, на войну не ходят, даже мяса не едят…
Пройдя чуть дальше, сын старосты заметил труп. Здоровый, рослый молодец с холеной черной бородой. Убитый был одет в васильковую шелковую рубаху, черные кожаные порты и мягкие сафьяновые сапожки. Сжимая в волосатой лапе рукоять сабли, он привольно раскинулся на траве. Его череп был разрублен, правый глаз не мигая смотрел в небо из лужицы черной, запекшейся крови. Рядом с телом лежало отрубленное ухо с крупной золотой серьгой. Чуть дальше лежали еще три крепко сбитых бородача, над которыми деловито жужжали мухи. Склонившись над трупом, беглец прикинул, что мужик был убит прошлой ночью.
