Он повернулся на пятках и пошел вперед, чтобы включить свет в темном коридоре.
– Я так понимаю, – произнес Чэпмен, – что какой-то лейтенант-жополиз из Девятнадцатого участка решил не портить отчетность перед шефом. Спорим, когда я позвоню им, то выяснится, что они зарегистрировали нападение на Лоуэлла Кэкстона как нарушение общественного порядка, а не как попытку убийства. Не дай господь напугать добропорядочных жителей Верхнего Ист-Сайда слухами о том, что в их благопристойном районе чуть было не совершилось преступление, они еще, чего доброго, решат, что живут в Гарлеме.
– А вот еще Дега, – сказал мне Кэкстон, останавливаясь перед картиной. – Возможно, из курса колледжа вы помните, что после наполеоновских войн в некоторых слоях общества было решено, что старшие сыновьях должны становиться юристами. Эдгар послушался отца и записался на Faculté de Droit.[10]К радости всего остального мира – в отличие от его родителей, – уже через месяц он бросил юриспруденцию ради более творческого занятия.
Кэкстон зашагал дальше.
– Сезанн почти год провел в юридическом колледже в Эксе, томясь от скуки. А Матисс некоторое время даже поработал адвокатом, составлял иски и вел дела. И только когда он вынужден был остаться дома из-за аппендицита, мать подарила ему первый набор красок. Десять лет спустя он изменил историю изобразительного искусства, изобретя фовизм – сочетание ярких красок и причудливых форм. Представьте, сколько бы мы потеряли, если бы хоть один из этих корифеев увяз в трясине правоведения! А вы случайно не рисуете, мисс Купер?
Под видом краткой лекции по истории искусств Лоуэлл Кэкстон дал мне понять, как негативно он относится к профессии юриста. Что ж, его позиция ясна.
Коридор был сплоить увешан полотнами импрессионистов, от которых дух захватывало. Казалось, я иду по музейной галерее. Кэкстон распахнул последнюю дверь, она вела в спальню Дениз. Контраст был потрясающим.
– Есть некоторая зацикленность на себе, не правда ли? – спросил он с усмешкой.
Комната казалась храмом своей бывшей владелицы, каждая картина в ней была портретом Дениз.
– Это все, естественно, подарки художников. Благодарность за ее умение обращать их талант в золото. Алхимия. Забавно, не правда ли? Все это благодаря Уорхоллу, а он даже не подозревает об этом.
Над спинкой огромной кровати с множеством маленьких подушечек, заправленной потрясающе красивым антикварным постельным бельем, висели четыре разноцветные репродукции молодой Дениз Кэкстон, выполненные в стиле Уорхолла. Юная невеста с лебединой шеей и белозубой улыбкой королевы, возможно, и достойна кисти художника, вынуждена была признать я, но это обилие портретов немного пугало.
