— Дурак, — сказал Брагин
Максу, — надо было в воду бросить, я ни разу не видел, как коты плавают. Может,
он и не умеет.
Даже видавшие виды
девицы встали и, ругая этих двоих «придурками» и «дебилами», с разочарованием
на лицах пошли по домам. За ними потянулись старшие парни, обматерив, скорее
для порядка, закадычных друзей. Никто не назвал их извергами, и уж, тем более,
никто не двинулся на них с кулаками. Не сделал этого и Василий, в сознании у
которого ощущение гадливости от увиденного сменилось презрением к собственной
трусости. Он промолчал и даже не решился уйти в числе первых, вынужденный
слушать подробности впечатлений Брагина и Вознесенского от палёного кота. Ему
вспомнился недавний разговор с отцом о человеческих слабостях. «Трусость, —
сказал отец, — самое гадкое и самое плохое, из того, что может жить в сердце человека,
потому что трусость позволяет злу существовать в этом мире». И в эту ночь Василий
больше ненавидел не Брагина с Вознесенским, а самого себя.
— Как тебе ария кота,
Маэстро?! — спросил его Макс.
— Фальшиво, — ответил
Василий, более имея в виду себя. — Пойду домой.
По пути в сознании
печально звучало гениальное «Адажио» великого Альбинони...
2
Крыльцо музыкальной
школы исчезло в снежной реке, которую гнал вдоль улицы ветер. Маленькие белые
смерчи игриво намекали на место, где оно должно было быть. Нащупывая ногами
ступеньки в сугробах, Василий подумал, что все эти снежные завихрения можно
великолепно озвучить фантазией-экспромтом до диез минор Шопена. Это было одно
из обязательных произведений, на которое Изольда Матвеевна делала особую ставку
на конкурсе. Ох, и летела эта шопеновская фантазия приручённым гармоничным
торнадо из-под рук Василия Морозова! И, прикрыв глаза, учительница задумчиво
теребила локон...
Дверь подалась с трудом,
пришлось сдвигать добрый полуметровый сугроб. Так через пару часов занятий
можно и не выйти из школы. Представилось: морозное утро, заваленные снегом по
самые крыши дома и абсолютная тишина... Нет!.. Едва слышно над белой пустыней
звучит первая токката Шпета! Неспешный орган славит готические сосульки,
мёрзлую вечность — или вечную мерзлоту.
В ожидании спасателей
придётся несколько дней сидеть взаперти... Но Василия это как раз устраивало. А
что? Чайник и печенье в школе всегда есть. Рояль и уйма времени, помноженная на
долю романтики! Главное, чтобы помимо Изольды Матвеевны, а также ворчливой, но
доброй технички Антонины Ивановны (похожей на «Рапсодию в голубом» Гершвина) в
школе была и Аня.
