- У меня же папа в
эмчеэс работает, - хитро улыбнулся Запрудин.
- О'кей, вопрос остается
на повестке дня, но сначала надо у Смолякова отработать, сами понимаете, ему
ничего не стоило нас сдать. А там, если и не посадили бы, то, по крайней мере,
на «условно» могли бы наскрести... Но твоих идей я, Валик, опасаюсь, вдруг
опять твой батя с участковым в одном магазине отоваривается, и он снова к нам
придёт.
- Так он уже знает, что
ты там работаешь, - вступилась за Валентина Ольга.
- М-да, - угрюмо
согласился Алексей, - это факт. Я уж думал, мы всё, отвоевались, и военная
тайна нам не нужна.
- Ребята, а пошлите ко мне
все ночевать! - пробило дружеским чувством Запрудина. - Родителей нет!
- Не могу, - отказался
первым Бганба, - у меня скоро годовщина, как дядю убили, надо дома быть. Вся
родня соберётся. Отец не поймёт, если я матери помогать не буду. Он брата
сильно любил. Бабушка будет плакать. Каждый день плачет, а там вообще сердце
порвёт.
- А у меня трудовой
фронт с родаками на даче, - отказался Перепёлкин.
- Да не, хватит на
сегодня приключений, - отмахнулся Денис Иванов.
Валик, Ольга, Света и
Алексей невольно остались пара на пару и перед дилеммой: а не пойти ли ночевать
к Запрудиным?
* * *
Гена Бганба родился
перед самой войной. Разумеется, он не помнил, как летом 1992 года вся семья
покинула дом на улице Дзержинского в Сухуми. Он не понимал, что отец и его брат
воевали с грузинской национальной гвардией. Не знал, что сначала их приютили
родственники в Сочи, потом в Москве, что потом они переехали в Сибирь, где мать
смогла устроиться по специальности на работу в больницу. Ютились сначала в
общежитии, а потом отец с дядей уехали, чтобы участвовать в битве за Сухуми.
Гене было тогда всего два года, а его двоюродному брату пять. Но войной,
борьбой за независимость Абхазии была пронизана вся жизнь семьи Бганба. Поэтому
он знал о ней всё. И один и тот же рассказ здесь звучал каждый год: как погиб
дядя Валера. Война уже кончилась, в Абхазию вошли российские миротворческие
войска, а дяде выстрелили в спину прямо на улице. Скорее всего, это была чья-то
месть. И она была бы понятна, если бы не подлый выстрел в спину. Ненависть к
грузинам здесь была таким же обычным делом, как любовь к ближним. Просто их
положено было ненавидеть. Хотя это не была слепая ненависть. Как-то Гена
спросил у отца: все ли грузины плохие?
Отец внимательно
посмотрел на сына и ответил, взвешивая каждое слово:
