После получения конверта
ее так и не оставляло чувство, что кто-то за ней наблюдает. Оно то утихало
тихими домашними вечерами, то просыпалось, казалось бы, беспричинно на
городских улицах, на работе или когда она забирала из школы Андрея. В такие
минуты она готова была взорваться по любому поводу, представляющему хоть
малейшую опасность ей и ее семье. При этом она не мыслила ни о чем, кроме как
об активной обороне. Представляла себя этакой львицей, но когда накал страстей
и страха сам собой проходил, то ощущала жуткую усталость и начинала понимать
свою природную женскую беспомощность. Без всякой надежды, с иронией смотрела на
бравого Ваню-Супера еще, наверное, потому, что в один из таких дней поняла —
опасность не будет явной, она будет тенью, идущей за ней, за Степаном и за
Андрюшкой по пятам. Она будет выползать, как гадюка из норы, в самые
неожиданные моменты. А укусит лишь тогда, когда они к ней привыкнут, будут загипнотизированы
ее постоянным, как бы беспричинным присутствием, и тогда все эти груды мышц с
их пистолетами и прекрасной выучкой ничем не смогут им помочь.
Степан, заметив ее
угнетенное состояние, вспылил.
— Даже если что-то и
случится, то только со мной! И вообще, пока что я не вижу никакого повода к
тому, чтобы подписывать капитуляцию с твоими нервными болезнями. Я тебе честно
скажу, Оленька, есть тут одно дело, из-за которого, возможно, и начался
сыр-бор, но его подоплеки я пока не знаю. Одно могу тебе обещать твердо. С
тобой и Андрюшей ничего произойти не может! Я принял все необходимые меры.
Дошло до того, что заручился у всех местных авторитетов, которым раньше никогда
не кланялся. Если кто-то и играет против нас, то это гастролеры.
Да какая разница — гастролеры,
местные или инопланетяне!
Еще через день Андрюшка
вернулся из школы с заговорщическим видом и сразу подошел к Ольге.
— Мама, у меня для тебя
есть дело.
— Что?
—Тут один дядя попросил
передать тебе письмо.
— Какой дядя? Какое
письмо?
— Он в школе ко мне
подошел...
Внутри что-то
оборвалось, тело стало ватным. Гадюка снова выползла из своей норы и показала
жало. Не понимая, что делает, Ольга стала торопливо ощупывать сына — цел ли,
словно он только что попал в автокатастрофу или упал с большой высоты.
Тот же серьезно смотрел
на мать и вдруг спросил:
— А этот дядя твой
любовник? Я в кино видел...
— Почему ты так решил?
— Он сказал, чтобы я
папе ничего не говорил.
На этот раз был обычный
почтовый конверт, к тому же неподписанный. Внутри — один лист с печатным
текстом, вышедшим из чрева матричного принтера, коих в городе были тысячи.
