4
Утром сестра
принесла Ласточкину одежду и провела его в кабинет к главврачу – судье первого
ранга.
– Брате, готов
ли ты миссию исполнить, к коей приставил тебя Господь? – спросил главврач.
«Гражданин, ваше лечение закончено, что вы собираетесь делать дальше?» –
перевёл в уме профессор и пожал плечами.
– Мрачное твоё
прошлое, чадо, но ты можешь отработать и искупить всё, – сказал главврач. «Вашу
личность установить не удалось, но мы поможем вам трудоустроиться и заработать
на жизнь», – сообразил профессор.
– Твоё
жительство на небесах, – продолжал врач, – но ты будешь исполнять работу
сатаны.
«Мы
предоставим вам хорошую квартиру, но вы станете чернорабочим», – перевёл профессор.
И всё
исполнилось в точности так, как сказал главврач, и даже лучше. Профессору
выдали временные документы, посадили в коляску и отвезли в отличную
двухкомнатную квартиру в центре города. Холодильник был забит продуктами,
какая-то женщина приходила готовить и убирать, пока профессора не было дома. А
где же пропадал господин Ласточкин? Наш профессор обучался на судью третьего
ранга. Когда курсы закончились, профессору присвоили звание, предоставили
кабинет, и начался приём посетителей.
Надо сказать,
что профессора постоянно мучил один вопрос: а что за пределами Светлогорска?
СМИ в городе отсутствовали – ни газет, ни телевидения, ни радио. Дилижансы за
город не ходили. А когда он спрашивал, отвечали ему на этот вопрос как-то
неопределённо. Чего-то Ласточкин не понимал, даром что был учёный.
Первым
посетителем был такой же судья.
– Рассуди,
отче! – сказал мужчина средних лет с длинными волосами. – Судит совесть меня.
Дитя своё возлюбил я более, нежели соседа, которого вижу раз в месяц. Безумие
моё не даёт мне покоя.
– О брате! –
ответил профессор, усердно работающий над языком светлогорцев. – Нет греха тебе
в деле сем. Естество человеческое требует любить родичей более, нежели соседей.
Абориген
посмотрел на Ласточкина округлившимися глазами.
– Но разве так
научает Закон Божий? – спросил он.
– Религия и
общественная жизнь есть две разные области, не могущие смешиваться, – начал
объяснение Ласточкин, постепенно переходя на родной язык. – В демократическом
обществе человек имеет право сам распоряжаться своими симпатиями и антипатиями.
Право твоё дело, брате, и твоя совесть советует дурное. Не безумен ум твой, а
рационалистичен. За что тебе любить соседа, которого ты не знаешь? Люби лучше
тех, кто любит тебя…
