Там меня ждал неприятный сюрприз. Оказывается, «моё безобразное поведение
видели клиенты», и Людмила Петровна «больше не может выносить такого безответственного
и безнравственного человека», как я. Она сказала, что выставила бы взашей нас
обоих с Глебом Ефремычем, если бы он не дал ей при входе крупную банкноту в качестве
чаевых. В общем, я получила увольнение…
Я целый день шаталась по городу, порой начиная всхлипывать о своей несчастной
судьбе, пока не очутилась рядом с домом Глеба Ефремыча. Я ещё только поднималась
по лестнице, когда услышала сверху его радостный голос:
– Марфа! Где ты шляешься? Заждался уже тебя!
Когда мы вошли в комнату, я упала к нему на грудь, разревелась и
поведала о своём несчастье. Я даже обвинила его в том, что меня уволили.
– Точно, точно, это из-за меня! – сказал он и лукаво подмигнул.
Я спросила, что мне теперь делать.
– Как что, иди к нам в монастырь работать! – сказал Глеб Ефремыч. –
Такие уборщицы, они везде нужны! Знаешь, сколько грязи у нас? За десять лет не
разгребёшь! Будешь мне помогать.
Тут я вспомнила, в визитке было написано, что Глеб Ефремыч работает монастырским
сторожем.
– В монастыре платят мало, – сказала я обиженно. – Да и кто меня
возьмёт в монастырь?
– Как кто, я возьму! – заорал Глеб Ефремыч во всё горло. – Я ж не
только сторож, но ещё и завхоз!
Тут у меня в душе поднялась буря самых разнообразных чувств. Мне страстно
хотелось работать под началом Глеба Ефремыча, но мне почему-то было стыдно
показываться на глаза монашкам, а тем более – священнику.
– Это дело поправимое, – сказал Глеб Ефремыч и опять хитро подмигнул. –
Ты же ведь крещёная. Исповедаешься, причастишься, и дело – в шляпе! С
комплексами надо бороться!
Я усомнилась, поможет ли такая простая мера в борьбе с моей стеснительностью.
– Поможет, поможет, – заверил меня Глеб Ефремыч. – Если как следует подойти
к делу, обязательно поможет! Давай прям щас и начнём. Я ведь сам в некотором
роде священник…
Тут я маленько испугалась, но глядя на его доброе лицо, на его мозолистые
руки и сияющие глаза, решила, что бояться нечего.
– Ну давай, исповедывайся, – сказал он. Но я ничего не могла из себя
выдавить, кроме вздохов и слёз.
– Да, запущенный случай! – сказал Глеб Ефремыч. – Ну, давай я за тебя
исповедаюсь…
И он начал перечислять все мои основные грехи, называя даты и имена, и
что удивительно – ни разу не ошибся! Я подумала, что он нанял частного
детектива, и тот всё разузнал обо мне. Но когда Глеб Ефремыч стал перечислять
те дела и мысли, про которые никто, кроме меня, не знал, я потеряла сознание.
