В следующей комнате возвышалось кресло судьи, а на нём сидел человек в
облезлом парике. Лицо его было перекошено, он бил себя молоточком по лбу и орал
диким голосом: «Иванов блудит… В ад его! Петров пьёт… В ад! Сидоров в храм не
ходит… В ад! Кузнецов посты не соблюдает… В ад! В ад! В ад!!!» Проводник подмигнул
мне и шепнул: «Судит мир! Не будем мешать… У него в попе – гвозди».
Комнаты тянулись бесконечно, и я не могу описать все те ужасы, которые
увидел. У меня даже сейчас, когда я это рассказываю, немеет от страха в животе.
Но вот наконец мы подошли к последней двери. Там было тихо, и я стал надеяться,
что ничего страшного за ней не будет. Как я ошибался! В комнате был гигантский
аквариум с нечистотами, из которых то и дело показывались на поверхность бородатые
головы монахов. Монахи жадно хватали ртами воздух, но закричать не успевали –
что-то утаскивало их вглубь, в самую гущу нечистот, и стояла зловещая тишина. Я
представил себя на их месте и заплакал от жалости к себе. «За что их сюда?» –
спросил я ангела, горестно всхлипывая. «Одни всю жизнь гадили своим ближним –
клеветали, доносили начальству, распускали злые слухи, – сказал проводник. –
Другие любили копаться в чужих грехах. Видишь, сколько дерьма накапливается за
жизнь, если не исповедоваться…» «Как же монахи – и не исповедовались?» –
удивился я. «Тебе лучше знать, как!» – сказал ангел и опять подмигнул. «А что
их тянет за ноги вниз?» – спросил я. «Совесть, – ответил он. – Не волнуйся, они
не утонут! Дерьмо в дерьме не тонет!»
Мы постояли у последней двери, ангел помолчал немного, а потом спросил:
«Ну что, родимый, выбрал себе место, али ещё нет?» «А разве мы не пойдём в тот
чудесный град?» – удивился я. «Нельзя, мой хороший, там тебе будет очень
страшно и плохо. Святой Дух будет жечь тебя днём и ночью посильнее, чем любая
сковорода, а любовь Божия разрезать твою душу на мелкие лоскуты пострашнее
геенского огня. У нас тебе будет гораздо легче». Тут я закричал и проснулся.
Когда я рассказал своему духовному отцу сие чудесное видение, которого
сподобился, он прослезился от радости, однако посоветовал никому больше не рассказывать.
Но я боялся, что сия драгоценная жемчужина будет утеряна и не останется в
назидание грядущим поколениям христиан. Поэтому я пошёл к другому отцу. Он тоже
прослезился, но когда я попросил записать всё, увиденное мной, наотрез
отказался. Так я и ходил от отца к отцу, пока один из них не внял моей просьбе.
Вот такие препятствия на пути чинят бесы человеку, имеющему доброе намерение!
Многие скорби праведным, но от всех избавит их Господь!»
