Напоминая,
что я чёрно-белое кино.
Старость
расплющила, старость сожгла,
Всё
помельчало и стёрлось всё в ней,
И я тащу
своё тело к краю стола,
На котором
ни чая, ни сладостей нет.»
«Может, вам водки налить?» – спросила Арсения, удивлённо посмотрев на него.
Водка была в качестве обезболивающего.
«А вот вспомнил свою матушку, – как ни в чём не бывало продолжил отец
Валерий, и монахиня снова уткнулась в книжку. – Как я увидел её в первый раз, в
платочке. Я же ведь в семинарии учился. Потом мы обвенчались да расписались. А
потом – похороны. Я её и не видел почти, нужды храма, требы. Всего тридцать
пять лет вместе прожили. А как её надо бы было любить! Теперь и не увидимся
боле. Она-то уж давно Бога славит, а мне Бога не видать.
А вот внучки́-то мои во Христа не верят вовсе. Говорил им святых
отцов читать, а они что читают? Нет во мне веры ни на грош, даже родственников
не могу спасти. Грешен во всём… Во всём грешен… не могу молиться… грешен во
всём…»
Отец Валерий забылся.
Монахиня Арсения пыталась сосредоточиться на тексте, чтобы забыть о своём
горе. Она боялась встретиться взглядом со священником и пряталась за книгой.
«Глаза у него стали мутные и бессмысленные, – с горечью думала она. –
Неужели он совершил смертный грех, и его теперь так ужасно наказывает Господь?
Многие считали его старцем. Три месяца назад он ещё служил Литургию, исповедовал,
говорил проповедь. И вдруг – рак прямой кишки, метастазы, маразм. Он никогда не
лечился, никогда не жаловался на свои болезни… «В чём застану, в том и сужу!» –
говорит Господь. Наверное, это из пророков. В Евангелии такого как будто нет…
Святые видели перед смертью небо отверстым и ангелов. Кого-то из преподобных
сам Господь уговаривал взойти на небо, а он отказывался. Почти у всех мирских
после соборования наступает просветление, и они умирают с молитвой. А он забыл,
кто такой Христос!»
Тут Арсения почувствовала чьё-то присутствие и подняла глаза. Посреди
комнатки стоял высокий моложавый мужчина, серьёзный и гладко выбритый.
– Вы – кто? – удивилась монахиня.
– Я за отцом Валерием, – ответил мужчина. Он выглядел абсолютно материальным
и плотским, но у Арсении в душу закралось подозрение.
– Вы – врач?
– Я – посланник! – сказал человек, нагнулся и поцеловал священника в
лоб. Тут наконец Арсения поняла, что это – бесовское наваждение, и сотворила
крестное знамение.
– Мы всё равно его вам не отдадим! – закричала она, вскакивая и роняя
книгу. – Мы всё равно его отмолим!
