Легкость в блестящей архитектуре этих палат так необычайна, что они показались мне созданными не для людей, а для каких-нибудь духов, обитавших в Персии, когда она была еще цветуща и прекрасна, во времена Шехеразады. Я помещаюсь в верхнем этаже восьмиугольной залы. Ряды тонких зеркальных столбов поддерживают восемь горниц, наподобие лож театра. Зеркальные призмы в стенах и потолке ярко блестят в чудном смешении по золотой живописи цветов, как будто только что сорванных, изображений охоты, битв, пышности царской и неги любви. Все полы устланы драгоценными коврами; радужные лучи солнца таинственно проникают сквозь прозрачную мозаику из миллионов разноцветных стеклышек. Мне казалось, что все стены чудно составлены из драгоценных камней. Огонь сапфира, яхонта и изумруда горел в мелких узорах окон.
Я взглянул вниз: там обширный бассейн воды занимал средину этого восьмиугольного здания и бил фонтан, а кругом были комнаты, где раздавалось журчание кальяна и говор ленивых слуг. Я осматриваю все, иду из одной горницы или ложи в другую, — все они разнообразны и все прекрасны; каждая отделена от другой зеркальною дверью и парчовой занавесью. Под моими ногами ковры завалены фруктами и конфетами в баснословном изобилии.
Наконец я восседаю, мне приносят богатый кальян из золота. Гостеприимный хозяин, Гакем или губернатор Зенгана, приходит и садится против меня, не говоря ни слова, из вежливости и приличия, чтоб не тревожить меня, и как будто не вынуждать говорить на языке, которого я не знаю. Но на лице его заметно заботливое беспокойство хозяина: довольно ли навалено конфет, довольно ли красив чертог его; тихо приказывает он, чтоб скорее принесли кофе и чай, а особенно, чтоб спешили подать плов, челоф, чурек, мюрек и проч. Премилый человек! «Как изъявить ему мою благодарность за такое радушное гостеприимство? Все эти богатства хотя и не для меня были приготовлены, однако же я также ими пользовался. Щедрость его меня уничтожила, я был безмолвен, у меня недоставало слов выразить мою благодарность по-Татарски, а еще менее по-Персидски (Фарси).
Вскоре гостеприимный Гакем удалился из вежливости, усадив меня в одной из прекрасных горниц. Белую занавесь этой ложи задернули, но я поспешил снова отдернуть, чтоб пользоваться видом прозрачного бассейна в нижнем этаж и восточной роскошью прочих покоев, где, сквозь узор цветных окон, солнце играло в зеркалах, сияло в позолотах и освещало чудную живопись: там бесконечные ряды принцев и придворных окружали тщеславного Фет-Али-Шаха, сидящего на троне или скачущего на белом коне; грозный Ага-Магомет-Хан с толпами хищников побеждал Русских; а Рустем поражал чудовищ. Портреты знаменитейших Шахов, казалось, устремили на меня свои суровые взоры. Вся Персия представлялась мне, в бесконечной реке времен: во тьме глубокой древности баснословный Зейзак пожирал народ свой на скалах Демовенда. Благотворный Джемшид, блестящий как солнце, озарял Персию ярким светом и распространял границы могучего своего царства… Потом снова все скрывалось как будто в черных тучах. Толпы варваров опустошали Персию…. Но не берусь описывать прошедшего; передо мной, из туманного хаоса времен возникает современная Персия, опустошенная, сухая, серая, голая, пространная земля, на которой кое-где еще разъезжают верхами несколько плутов, в острых шапках, с черными бородами, и кое-где видны жалкие строения, во внутренности которых осталось еще довольно Азиатской роскоши и вкуса.
