Эриксон рассказывал один и тот же случай для разных людей по-разному. Суть случая оставалась неизменной, но то, на чем он делал акцент, зависело от аналогии, предназначенной конкретному слушателю. Этот сложный процесс метафорического влияния проходил в ходе обычной беседы или во время рядовой консультации. Казалось, что ему скучно делать что-то одно и требуется общение более глубокое и сложное.
Все, что Эриксон делал и говорил, имело множественные цели, и обучал он через сложные аналогии. Поэтому трудно четко сказать, что его взгляды описывает та или иная идея или тот или иной метод. Его теория была предложена нам в виде метафор, каждая из которых приложима ко множеству явлений, передана через разнообразные аналогии, раскрыта разным людям с разных сторон и меняется в зависимости от социального контекста.
Основная сложность в формулировании элементов новизны в эриксоновских теориях состоит в проблеме языка. Он говорил о новых предпосылках относительно человека и путях его изменения на языке, созданном для выражения прошлых взглядов. (Здесь вспоминается Гарри Стак Салливан, который пытался описать межличностные отношения на языке, созданном для описания личности.) Я думаю, Эриксон открыл миру глаза на нечто совершенно новое — на сложность межличностного влияния (по крайней мере, таковы были идеи, о которых он мне рассказывал). Однако в его распоряжении был лишь язык, созданный для выражения совершенно иного представления о людях. Язык терапии индивида просто не подходит для описания эриксоновской терапии.
Думаю, что язык гипноза и гипнотерапии слишком примитивен и ограничен, чтобы охватить всю сложность эриксоновского метода наведения транса и использования в терапии гипнотического воздействия. Как можно на языке “сна” говорить о гипнотическом внушении, когда человек погружается в гипноз, продолжая ходить по комнате? Или как моо на языке “бессознательного” говорить о сложном межличностном воздействии транса во время беседы? Например, Эриксон пытался объяснить тот факт, что гипнотизируемый, следующий установке на отрицательную галлюцинацию, должен видеть объект, чтобы его не видеть. Для описания этого явления Эриксон иногда использовал термин “бессознательное осознание”. Хотя по определению термин “бессознательное” есть нечто за пределами сознания или осознания.
Конечно, такая терминология слишком громоздка для описания тонких процессов, интересующих Эриксона. Он разрабатывал новые пути понимания людей, гипноза и психотерапии, не создавая при этом языка, на котором можно описать эти новые представления. Это сравнимо с попытками говорить о квантовой теории на языке мер и весов. Я уверен: именно поэтому он все больше и больше обращался к метафоре, которая не может служить для точного описания явления, но может отразить в себе всю его сложность.
