Я таращился на эти пустые дверные проемы, чувствуя себя совершенно сбитым с толку, и тут из темного входа для священника вышел и направился ко мне кто-то, одетый, как ведьмак, в плащ с капюшоном.
Это был Морган, хотя окликнувший меня голос принадлежал не ему. Может, в часовне находился кто-то еще? По мере его приближения меня обдавало волнами сильного холода, но не того, который обычно свидетельствовал о близости кого-то принадлежащего тьме. Этот холод ощущался иначе. Он напоминал тот, который я почувствовал, столкнувшись в Пристауне со злым духом по имени Лихо.
— Вот мы и встретились снова, Том, — с насмешливой улыбкой сказал Морган. — Плохие новости о твоем отце огорчили. Однако он прожил славную жизнь. В конце концов ко всем нам приходит смерть.
Сердце трепыхнулось невпопад, дыхание у меня перехватило. Откуда он узнал о болезни папы?
— Однако смерть — еще не конец, Том. — Морган снова сделал шаг в мою сторону. — И какое-то время мы можем разговаривать с теми ушедшими, кого любим. Хотелось бы тебе поговорить с отцом? Я могу вызвать его хоть сейчас…
Я молчал. До меня только сейчас начал доходить смысл его слов, и я оцепенел.
— Ох, прости, Том! Конечно, ты же не знаешь. Твой отец умер на прошлой неделе.
Морган снова улыбнулся. Сердце подскочило к горлу, я перестал соображать от ужаса. Мир завертелся вокруг. Не раздумывая, я повернулся, бросился к двери и побежал по тропе, хрустя гравием. Добравшись до ворот, я оглянулся. Морган стоял в дверном проеме. Я не мог разглядеть выражения его лица — оно было скрыто во тьме. Он вскинул руку и помахал мне, вроде бы по-дружески.
Я не ответил ему. Просто открыл ворота и понесся по склону холма, охваченный вихрем противоречивых чувств. Мысль о том, что, возможно, папа уже мертв, сводила меня с ума. Прав ли Морган? Он некромант; может, он вызвал какого-нибудь призрака и тот рассказал ему о смерти папы? Я отказывался верить, загоняя эту мысль подальше вглубь.
И почему я убежал? Нужно было остаться и сказать, что я о нем думаю. Однако в горле встал ком, а ноги сами понесли меня через дверь, не дав времени подумать. И дело не в том, что я испугался его, хотя это и впрямь было жутко — слушать то, о чем он говорил в часовне, со свечами, мерцающими у него за спиной. Дело в том, что меня сразила сама новость.
Остальная часть пути плохо сохранилась в моей памяти — помню только, что с каждым часом вроде бы становилось все холоднее. К вечеру второго дня ветер сменился на северо-восточный, над головой поплыли тяжелые, набухшие снегом облака.
