Один | страница 58



Я с тоской смотрел на скалу, открытую отливом почти до основания и сплошь облепленную ракушками, но еще раз полезть в воду не решился. В такой холодюге меня бы сразу скрутило судорогой.

А что, если пойти за яйцами? В прошлый раз я несколько штук выпил прямо сырыми. Белок слегка отдавал свежей рыбой, но это не было противно. Я вспомнил вкус яиц и сглотнул слюну.

Пойду.

Просушив хорошенько джинсы, рубашку и куртку, я отыскал в щелях среди камней несколько кусков толстой пленки почище и завернул в нее саранки. Засунул пакет в надежное место, чтобы его не распотрошили крысы. Прихватив с собою на всякий случай палку, кирку и несколько луковиц на обед, я подался вдоль верхней линии прибоя к мысу Форштевня.

Сухого водорослевого «картона», по которому я шагал в прошлый раз, не было и в помине. Вместо него камни покрывала вязкая подсыхающая слизь. Запах от нее шел такой, что голова кружилась.

Через час я добрался до того места, где семь дней назад откопал тузик. Сейчас здесь все изменилось. И тузика, конечно, на том месте, где я его бросил, не было. Наверное, его снова унесло в море.

Вероятно, каждый раз штормы срывали с камней старую грязь и набрасывали на берег новую. Опять попадались побуревшие, расщепленные ящики, лохмотья, пропитанные мазутом, обглоданные волнами стволы деревьев, мокрые доски.

Сколько мусора оставляет после себя на земле человек! И это ведь необитаемый остров на порядочном расстоянии от материка. А что делается  на  обитаемых?   А  на  береговой  полосе  самого  материка?

Отец учил меня: «Если открыл консервы в тайге, обязательно закопай банку в землю. И бумагу с остатками еды тоже. Там они перержавеют и разложатся через несколько лет, и что взято из земли, то и уйдет в землю. Но никогда не оставляй после себя бутылок и полиэтиленовой пленки. Они замусорят природу на сотни лет». Но это меня учил отец. А других людей учат? Ведь есть такие, которым можно тысячу раз сказать одно и то же и — как в песок… Жалко природу. Мы берем от нее все, а ей швыряем только отбросы.

Вот наконец и осыпь.

Те же черно-зеленые столбы скал. Тот же мостик из огромных каменных глыб. Так же перекатывают через него волны.

Солнце жгло. Я весь вспотел. Сбросив куртку и рубашку, посидел в тени, отдыхая. На гребне, как часовые, торчали чайки. Головы их были повернуты в одну сторону — в мою. Следят…

Засунув за пояс мешок из майки, я начал карабкаться на завал.

Теперь я уже не обращал внимания на крики, хлопанье крыльев и карусель, которую они затевали надо мной. Я ни черта не боялся. Дело шло о жизни. Это был мой бой. Это было мое право — право сильного грабить их гнезда.