Прасковья согласилась.
Она дала бы согласие на что угодно, лишь бы поскорее вырваться из этого
опостылевшего холодильника. Кое-как перебравшись через хребет, мы двинулись к
холму, чтобы оттуда наметить нужный курс к избушке. От таблеток Пашке стало
получше, и она пошла веселее. Влажность усилилась, туман сгущался, но мы уже ни
на что не обращали внимания...
МОМЕНТ ИСТИНЫ
Путь к заимке превратился
в целое испытание. Уж и не знаю, сколько времени мы до нее добирались. Мне
казалось, что эта дорога уже никогда не кончится. До холма дошли без особых
проблем. А вот дальше начались сложности. Туман сгустился, стал накрапывать
дождик. Солнца абсолютно не было видно. В каком-то полумраке мы брели по лесу,
превращенному вчерашней бурей в настоящую полосу препятствий. И хорошо еще, что
по левую сторону хребта дров было наломано гораздо меньше, чем справа. Горы
все-таки приняли основной удар на себя. Но все равно завалов стало вдвое
больше, чем тогда, когда мы тут шли два дня назад. Места стали совсем
неузнаваемы, и я очень боялся, что мы собьемся с пути и никогда не найдем
заимку. После отдыха на холме Пашка опять скисла. Силы ее оставили, снова
подскочила температура. Ее то знобило, то кидало в сильный жар. Мучили кашель,
насморк и тупая тяжесть в груди. Идти ей было очень тяжело. Девчонка буквально
задыхалась, словно мы шли не по прохладному лесу, а брели по раскаленной
пустыне Египта. Перерывы на отдых стали частыми. Пашка поднималась с каждым
разом все труднее и неохотнее, ей хотелось лишь лечь и согреться. Я помогал ей,
как мог, поддерживая и руками, и словами. Однако болезнь брала свое, и это
здорово меня тревожило. Ведь Прасковья могла угаснуть в считанные часы! Хоть
она и держалась молодцом, иногда даже пыталась улыбаться в ответ на мои шутки,
но я заметил с каким трудом все это ей дается! Я шел и тихонько молился святым
Георгию и Параскеве, чтобы они помогли нам поскорее добраться до избушки или не
дали хотя бы сбиться с пути. А уж в избушке нас ждало тепло, там царил покой,
имелись еще кое-какие таблетки, еда... Есть хотелось невыносимо, но я тогда
впервые в жизни как-то не обращал на это особого внимания. Все мысли были заняты
Пашкой и молитовками. Помощи-то ведь нам ждать неоткуда, по крайней мере, до
вечера — разве что повезет и мы тут случайно наткнемся на охотника, геолога или
же на самих спасателей, но в это что-то уж никак не верилось... Одна лишь
маленькая избушка была тут сейчас для нас всем, самой дорогой и желанной. И я
был бесконечно благодарен тем людям, что оставили ее для одиноких заплутавших
путников! Слава Богу, мы не сбились с пути и вышли к заимке лишь на небольшом
отдалении от нее. Последние сотни метров мне уже пришлось тащить девчонку на
себе. Вконец измученные мы с превеликим удовольствием снова ввалились в
избушку. Здесь ничего не изменилось. Хлипкие половицы то ли печально, то ли,
наоборот, радостно заскрипели, приветствуя нас. Похоже, заимка все же была
счастлива снова оказать помощь людям. Мы вновь увидели железную печурку в углу,
стол у окошка и... улыбки журнальных звезд... Остро почувствовался запах покоя
и уюта, такой сладостный и волшебный, такой неожиданный после пыльной избы в
ночном поселке-призраке, после ледяных залов черной горы, после гнилой духоты
промокшего покалеченного леса...
