— Господи, как же я
устала сегодня! — произнесла Прасковья и зевнула, прикрывая рот ладошкой.
Передо мной была обычная
вредная Пашка, но я почувствовал, что никогда в жизни еще не встречал такой
девчонки, как она. Было в ней что-то такое, чего я еще никак не мог выразить ни
словами, ни делами. Кто же ты на самом деле — странная девочка Прасковья из
Подмосковья, обычная юная христианка или же дивная берегиня, сказочная нимфа
Мещерского края?
— Да, славный выдался
денек! — сказал я и... тоже зевнул. — Но ничего, думаю, что на этом наши
приключения закончатся. Завтра вертолет обязательно нас разыщет.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Нам здесь
больше делать нечего! Пошли-ка лучше спать.
Мы перебрались к шалашу.
Благо, дым от костра падал прямо на него. Хоть и пахло затхлой горечью, как от
осенних костров, но зато комары держались на почтительном расстоянии.
Забравшись внутрь шалаша, мы легли на подстилку из трав и веток каждый у своей
стенки и расслабились. Усталость была действительно еще похлеще той, что я испытал
после вынужденного купания в реке с ее омутами и быстринами. Болото же
оказалось более грозным и серьезным испытанием. Какое-то время мы слышали лишь
тревожные звуки, доносящиеся с окрестных топей. Потом я спросил:
— Паш, ты спишь?
— Почти... — прошептала
девчонка.
— А ты в каком классе
учишься?
— В восьмой перешла.
— И я тоже. Скоро уже
четырнадцать стукнет...
Больше ни о чем не
хотелось ни говорить, ни думать. И мы заснули. Где-то уже ночью я пробудился от
холода. С болота тянуло свежестью, и сквозняки легко проникали сквозь хлипкую
стенку шалаша, противно лаская мои голые плечи. Я поежился. Потом приподнялся и
выглянул из хижины. Кругом царил темно-синий туман, смешанный со мраком ночи.
Болото жило своей жизнью: бухало, урчало, охало, ухало, смеялось, трещало,
посвистывало... Я, подергиваясь от холода, сбегал к костру и, разворошив золу,
бросил в жар охапку сухой травы, а сверху прикрыл влажной от росы осокой.
Повалил крутой дым, немного отгоняющий холод и комаров. Вокруг было круженье
злых сил и тошнотворных болотных запахов. Ни звезд, ни луны, и только жалкий
огонек костерка, слабо освещающий маленький шалашик, притулившийся на краю
узкого островка и ставший для нас приютом на ночь, укрыв от всех неприятностей
и страхов окружающего мира. Я бегом вернулся в наше скромное убежище. Заснуть
не удалось. Снова стали одолевать сквозняки. Я осторожно подвалился к Пашкиной
спине, на редкость теплой и мягкой.
