- Знаешь, Павел, -
посерьезнела Вера, - ты тут говоришь о смысле жизни... А когда целая страна
этого смысла не знает? Ты прав, и я в этой «стремнине» держусь за то, что мне
подвернулось под руки. И сотни рук хотят ухватиться за то же, полагая, что это
если не непотопляемый крейсер, то спасательный круг.
- Наивняк, так говорили
мои студенты.
- Наивняк, - согласилась
Вера, и в комнате повисло многозначительное молчание.
Каждый из них в это
мгновение подумал, что встреча их не случайна. Миры соприкоснулись.
- Что тебе было жалко
больше всего?
- В смысле?
- Когда ты решил вот так
уехать? Практически в никуда. Ведь что-то должно быть особенно жалко? Это же не
из поезда в поезд перескочить.
Павел на минуту
задумался, потом уверенно сказал:
- Вид из окна.
- Вид из окна?
- Да, именно вид из
окна. Я сегодня первым делом посмотрел в окно из твоего дома и увидел высокий
забор да угадывающиеся крыши других коттеджей. Во дворе пока только саженцы,
станут ли они полноценными деревьями - еще вопрос. Все. На этом пейзаж
кончился. Этот мир еще не нажил сам себя, а наживет ли? И мне стало немного не
по себе. Подумалось, что вот, здесь живут богатые люди, которые могут позволить
себе все, но получается - мир их крошечный. Он едва соприкасается с тем
огромным, который мы называем Божьим творением. Но не это в моей мысли главное.
Просто у каждого есть свой вид из окна. В нем концентрируется память детства. В
доме, где я жил, с высоты пятого, невысокого по нынешним меркам этажа, виден
старый город. Купеческие особняки, деревянные домики с резными наличниками,
петляющая к реке дорога, старые в два обхвата тополя и клены, бугрящие корнями
асфальт. Я был частью этого пейзажа. Я специально просыпался в пять утра, чтобы
увидеть этот мир еще никем не тронутый, не задетый метлой дворника. В такие
моменты ты пронизываешь взглядом не только до боли знакомое пространство, но и,
собственно, время. Это и есть машина времени, которая работает не столько от
внешних энергий, сколько от человеческой памяти. Поэтому человек изо всех сил
стремится вернуться именно к виду из окна. И по этой теории человек, который с
детства видел в окне только кирпичные стены окружающих его жилье домов, в
чем-то ущербен. Такой, если и станет поэтом, то будет слагать сухие
конструкции, может, и толково рифмованные, но абсолютно лишенные чувственности,
того самого поэтического начала, что заставляет при чтении стихов работать
душу.
