— Свежевальные машины, — бормочет она. Ее голос звучит измученно, безжизненно. Она закуривает сигарету. — Ошкуривают грешников как…
Поможет ли ему, если он выпьет еще рому, прикидывает Стивен, или станет только хуже? Он протягивает руку. Пробежавшись по ночному столику, его пальцы дотрагиваются до коробочки аспирина, задевают законсервированную Epigaea repens и сжимаются на горлышке полупустой бутылки «Эрбутуса». Рыжий таракан поспешно удирает, пересекая салфетку.
— Я сегодня оставила Вилли дома, — говорит Кейт, затягиваясь. — Он говорит, что у него болит живот.
Поднимая бутылку, Стивен впервые замечает, что на ее наклейке размещен абзац печатного текста, озаглавленный «История Эрбутуса Ползучего».
— У него всегда болит живот.
Он просматривает статейку, написанную довольно легкомысленно.
— Мне кажется, он говорит правду.
Epigaea repens. Эрбутус ползучий. Майский цвет. Внезапно ему все становится понятно.
— Какое сегодня число? — спрашивает Стивен.
— Шестнадцатое.
— Шестнадцатое марта?
— Ну да.
— Значит, завтра день святого Патрика?
— Да, ну так и что?
— Завтра день святого Патрика, — Стивен, словно аукционер, принимающий окончательную цену, грохает бутылкой по ночному столику, — и завтра Валери Гэллогер уезжает с Бостонского острова!
— Бывшая воспитательница Роджера? Уезжает?
— Уезжает! — Схватив законсервированный цветок, он потрясает им перед лицом жены. — Уезжает…
* * *
— …Сына, — говорит Конни, поднимая булькающее дитя из воды, — и Святого Духа.
Меррибелл Данфи визжит и извивается. Она скользит в его руках, словно кусок мыла. Конни как-то ухитряется завернуть ее в посудное полотенце и сует ее в руки Валери.
— Хотите, я скажу, кто вы? — говорит она ему.
— Я отец Корнелиус Деннис Монэгэн из Чарльстонского прихода.
— Вы — усталый и сбитый с толку пилигрим, святой отец. Вы — такой же утомленный путник, как и я сама.
В кухню, пошатываясь, вваливается сочащаяся молоком Анджела Данфи. При виде священника она отшатывается назад. Ее рот раскрывается, и из него вырывается вой — такие вопли, по представлениям Конни, испускают грешники, вращаясь на вертелах Преисподней.
— Нет! Не надо ее тоже! Меррибелл! Нет!!
— Ваш ребенок цел и невредим, — успокаивает ее Валери.
Конни сжимает ладони вместе, в муке и мольбе сцепив пальцы. Он подается вперед; его колени ударяются об пол, с хрустом вминаясь в разломанный линолеум.
— Прошу тебя! — стенает он.
Анджела вырывает у Валери Меррибелл и прикладывает вопящее дитя к своей груди.
