– - Вот что-о? -- серьезно и нахмурив брови протянул Золотов. -- Вот какие песни ты запел.
– - И буду петь… Сам буду петь и завещаю всем, кто хочет правды в жизни и стремится к ней.
– - Ну, а мне сейчас хочется не правды, а чаю, -- все более хмурясь, проговорил Золотов, -- и я примусь-ка за него. С тобой говорить -- то надо прежде горло промочить.
Золотов не спеша налил себе чаю, вылил половину из стакана в блюдечко и, поднеся блюдечко ко рту, стал медленно, с видимым удовольствием схлебывать чай.
Молодцов как будто бы растерялся от такого неожиданного перерыва разговора, тоже подсел к столу и начал барабанить пальцами.
IV
Агаша, дошив шов, откусила нитку и, отложив шитье, в свою очередь подошла к столу и стала наливать себе чаю.
– - А вам налить, Федор Николаевич?
– - Налейте, -- сказал Молодцов.
Подвинув налитый стакан Молодцову и выливая свою чашку на блюдечко, Агаша проговорила:
– - Вы хорошо говорите, Федор Николаевич, про образованность-то, и верно это.
– - Конечно, верно, -- облокачиваясь на стол обоими локтями и подпирая рукой голову, вымолвил Молодцов. -- В нашем быту только грубость и зверство. Я перевидал не мало всякого народу: и рабочих, и хозяев, и купцов. Какой из них ни умница, какой ни знающий, а все у них нет того, что у ученых людей. У них у всех на первом плане свои делишки, об них только они и думают, ими живут. А образованный человек живет и думает для всех. Он обо всем понимает и всякому желает добра. А это выше всего. Только когда один понимает об другом, смотрит на него с уважением, признает человеческое достоинство в нем, -- только тогда возможна хорошая жизнь на белом свете, а без этого не жизнь, а мыканье, бойня или травля… А образованные и способны на это. Я думаю, эти люди -- святые. Они никогда никого не могут обидеть. Я думаю, они никогда не сердятся, не ссорятся. Они всей своей жизнью другим светят…
– - Никто никогда другим не светит, -- опять подал голос Золотов, и в тоне его послышалась ирония. -- Если будешь светить другим, то скоро сам ослепнешь, -- это какой-то преподобный сказал.
– - Если по-вашему рассуждать, то, може, ваша правда, -- грубо проговорил Молодцов.
Но Золотов не обратил на его тон никакого внимания и добавил:
– - Конечно, правда, светить другим дело невыгодное, -- то ли дело нагревать.
– - Вот и тот, что тогда заступился за меня, тоже, бывало, только и говорил о других, -- сказала Агаша. -- Придет он с ниверситета, окончит урок, зайдет к нам. Что вы, скажешь ему, все волнуетесь, себе в этом мешаете и другим дело делать не даете. Неужели нельзя спокойно учиться? Нет, скажет, нельзя, много непорядков среди людей. Благородный человек не может спокойно глядеть на это.
