– - Ведь он шутя!
– - Нашел тоже чем пошутить.
– - Чем-нибудь себя развеселить, а то от нее-то, видно, ни песен, ни басен, ни добрых слов.
– - Что же она, неш не человек?
– - Человек, да не настоящий.
– - Ваше теперь счастие, что вы хороши; не всем таким быть, надо кому-нибудь и похуже.
Иринья сказала это с таким раздражением, что у нее покраснело лицо и засверкали глаза.
Сидора перестала смеяться и насупилась.
– - Мы про себя не говорим.
– - Ну и другим нечего бока промывать, а то ишь хороши очень -- никто по-вашему и жить-то не потрафит.
– - Баба, не горячись! -- шутливым тоном окрикнул жену Влас.
– - Что ж мне молчать-то, я не в чужом доме, кого мне бояться-то?
– - Стыда бойся, дура! -- уже серьезно сказал Влас -- Что из пустяков себя-то надрывать.
– - Другие ничего не боятся -- ни совести, ни стыда, а мне была нужда опасаться!
– - Кто это не боится ни совести, ни стыда? -- принимая намек на свой счет и в свою очередь ощетиниваясь, проговорила Сидора.
– - Да хоть бы ты!
– - Что же это я такое без совести делаю?
– - Сама знаешь!..
– - Я ничего не знаю, ты скажи.
– - Нечего мне тебе сказывать-то, не маленькая!
– - Нет, говори! -- уже свирепо крикнула Сидора и наступила на Иринью. -- Что это мне слова становится нельзя сказать, все пересмешки да пересуды. Чем я тебе не услужила? Не по нраву, рассчитывай, а так измываться нечего.
– - Работаешь-то ты хорошо, да делаешь нехорошо.
– - Что такое, докажи! Я за собой худа не знаю, а ты знаешь!
– - Нет, и ты знаешь!
– - Нет, не знаю!
– - Нет, знаешь, шкура ты этакая! -- невзвидев света, взвизгнула Иринья, и в голосе ее послышались отчаяние и слезы. -- Ты меня с мужем разлучила, разлу-у-чница!..
Сидора, как кошка на мышь, бросилась на Иринью, схватила ее за волосы и ударила об пол. Влас кинулся на Сидору, обхватил ее обеими руками под мышки и стал оттаскивать от жены. Он запыхался и, не помня себя, кричал:
– - Что вы, что вы, дьяволы! Да как вы смеете? Я вас водой оболью!
– - Хоть кипятком! -- пересевшим голосом и отходя в сторону, тяжело дыша, проговорила Сидора. -- Я позорить себя незнамо кому не дам. Какая я шкура, какая разлучница? Что я, какая-нибудь? Я, слава богу, в девках жила честно, благородно до двадцати четырех годов; замужем -- никто ничего не скажет, а ты меня позорить!
– - Сволочь ты, сволочь… -- выла Иринья, сидя на полу растрепанная, с оцарапанным виском. -- Тебя со двора-то грязной метлой!..
– - Нет, не пойду, а коли пойду, то за весь срок деньги вытребую, за бесчестье на суд на тебя подам. Я те покажу, как честных баб срамить.
