И растаявшее было чувство уныния опять поднялось.
"А нешто это не может быть? Эна, он уж как стал на нее поглядывать, дальше да больше, распалится его сердце, а ей что ж? Она вольный казак; над ней набольшого теперь нет… Вот придет покос, другая работа -- все вдвоем, все вместе, все будет ихнее… И как это меня шут натолкнул на эту работницу, словно другой негде было взять; где у меня голова-то была?.."
С каждым днем она делалась угрюмее. На Власа с Сидорой она глядела исподлобья; нередко, при взгляде на работницу, в ее глазах вспыхивал враждебный огонек.
Однажды, во время сева, когда Влас и Сидора утром отправились в поле, Иринья спросила:
– - Завтракать-то туда, что ль, приносить-то или домой приедете?
– - Когда ж нам разъезжать, знамо туда, -- сказал Влас.
– - А где будете пахать-то?
– - На дорожном огорке, а ежели там спашем, приходи к лесу.
Иринье показались ненавистными все ее домашние работы. Ненависть ее стала еще жгучей, когда она вспомнила., как, бывало, за каждым следом шла за Власом, как они всюду были в паре, этот обед в поле, отдых где-нибудь под кустом, а теперь это миновалось для нее; пользуется этим незнамо кто, а она сиди дома, Ерема, точи веретена.
Яровой сев был кончен. Ранние овсы взошли так, что в них мог спрятаться цыпленок. Выкинули листочки льны. Рожь давно выколосилась, и на ней висели светло-зеленые сережки цвета. От легкого ветерка над ржаными полосами поднималась пыль, и ребятишки, не понимая этого, в недоумении спрашивали: что это? Полевой работы не было до навозницы, а навозница должна была наступить не раньше как через две недели.
Пользуясь свободным временем, в Хохлове разделили поляну березняку на дрова. На другой день после дележки Влас стал собираться рубить березняк. Он предполагал взять с собой и Сидору, но Иринья запротестовала:
– - Что ж ты Сидору возьмешь, а с кем я буду гряды поливать, лук полоть? Возьми вон Мишутку.
– - А что я с Мишуткой там сделаю?
– - Ну, а я тут одна что сделаю?
– - Как же матушка, бывало, оставалась и управлялась?
– - Как она управлялась-то, знаем мы это; от того-то, бывало, одно выгорит, другое зарастет.
– - Будет грешить, у ней все чередом шло.
– - Чередом, когда, бывало, урвешься да пособишь ей. В одной избе сколько долов!
Власа это раздражало.
– - Ты уж дела стала считать, как же постарше-то тебя управляются?..
– - И я немолода: молодая-то, та с тобой во всякий след ходит, а я уж на старушечье место поступила.
В голосе Ириньи зазвучали слезы. Влас с недоумением глядел на нее.
