IX.
Два дня Даша пролежала на постели в каморке, которую наняла для себя, почти не вставая и никуда не выходя, и все передумывала о том, что с ней случилось за эти дни. Правда, сознание некрасивости поступка в ней отчасти ослабело, и угрызения совести сделались не так явственны и мучительны, но взамен этого ее охватило страшное равнодушие ко всему и глухая ненависть к людям -- и ненависть слепая, безрассудная. Ей думалось, что вот она лежит одна, пришибленная, беcпомощная, истерзанная внутренними мучениями, и никому до нее дела нет, никто ее не любит, никто не пожалеет. "Для чего ж я на свете живу? -- думалось ей. -- Значит никому не нужна, подохну -- еще перекрестятся, скажут: одно место освободилось… И что я за несчастная такая, Господи Боже!..
На третий день перед вечером Поля, извещенная матерью о перемене в ее судьбе, прибежала навестить ее. Она вбежала румяная, веселая, нарядная, в темно-синей жакетке, белом кашемировом платке на голове и шерстяном платье. В ней никак нельзя было узнать той деревенской девочки, которая с небольшим год тому назад приехала в Москву в больших яловочных полусапожках и карусетовой поддевке. При взгляде на дочь сердце у Даши почему-то болезненно сжалось.
– - Что это вы, маменька, иль захворали? -- защебетала Поля, бросаясь к матери. -- С места ушли, квартиру сняли, что это вы?
– - Захворала, -- вспыхивая и стараясь не глядеть на дочь, процедила Даша. -- Отдохнуть захотела, измучилась как собака, в людях-то живши, -- добавила она.
– - Когда же вы отошли?
– - Третьего дня.
Поля обвела взглядом новое жилище матери.
– - Долго думаете прожить-то тут?
– - Как поживется; поправлюсь, отдохну, а там опять буду места искать.
Поля сжала губы и не знала, что спрашивать больше.
– - А ты как поживаешь? -- в свою очередь спросила Даша.
– - Ничего поживаю, -- весело ответила Поля, прямо уставляясь на мать.
– - Нравится тебе жизнь-то?
– - Ничего, только беспокойно очень; у меня семь комнат на руках, так весь день на ногах: тому подай, этому сбегай, одного встреть, другого проводи. От утра до ночи покою не знаешь, -- ну, зато денежно, и на чай часто попадает, и подарки дарят.
– - Кто ж дарит?
– - Да жильцы и гости ихние. Намедни прихожу к одному комнату убирать -- студент он, и комнату и харчи у нас снимает, -- а он и говорит: "Зачем ты по-деревенски, в платке ходишь? пора тебе деревенщину-то оставлять". Я и
говорю: "По-московски-то дорого стоит: надо голову-то убирать, шпильки покупать, гребенку да серьги хорошие". -- "А у тебя нет разве?" -- "Нет", говорю. -- "Ну, подожди, я тебе подарю". И в этот же вечер принес мне пачку
