– Бог его ведает.
– Поди, чай, скучает: о доме грустится.
Ничего не сказала Агафья.
– Ии тебе-то, чай, не весело? А?
– Что же делать!
– А ты не грусти, авось обтерпишься: нынче служба недолгая, всего четыре года, как-нибудь проживешь.
– Оно бы все ничего, да очень я матушки боюсь.
– Ну, что ее бояться? Взбалмошная она у меня, правду; ну да обойдется … Если что, так и приструнить можно …
А Татьяна у подлаза стояла и подслушивала, не подойдет ли чего, к чему придраться можно. Услыхала она последние слова, обрадовалась.
– Это меня-то,- кричит,- приструнить? Ай да ловко! Ах ты, старый хрыч, аль к снохе подбиваешься! Да я тебе все бельмы выдеру! ..
Вскочил на ноги старик, и Агафья испугалась: поняла она, чего взбеленилась старуха.
– Что ты там шумишь, беспардонная? – крикнул на бабу старик. – Чего это ты выдумываешь, аль не бита? Вот погоди, я сейчас к тебе вылезу.
– Поди, поди! Я тебе всю лысину поленом раскрою! .Я тебе покажу, как со снохою шуры-муры заводить.
Бросился старик из теплышка, увидала Татьяна, пустилась бежать со всех ног; бежит, а сама орет во все горло, старика ругает. Посмотрел ей вслед старик: бежать за ней силы не было, плюнул и полез опять в теплышко.
– Ну и дьявол баба! – сказал он.- Ведь вот что выдумает! ..
– Батюшка, что уж мне теперь делать-то! – сказала Агафья и заплакала.- Ведь она мне теперь житья не даст, заест теперь она меня совсем.
Ни слова не сказал старик, а только насупился. Кончили сушку, пошли домой. Агафья тряслась как виноватая, когда в избу входили. Однако все благополучно сошло. В избе все спали; разделась Агафья, помолилась богу и легла спать. И долго она заснуть не могла: тревожили ее нехорошие мысли, и горькие слезы лились из ее глаз.
IV
Утром собрались к ним бабы с деревни лен мять. Пришли бабы, принялись за работу. Работают, разговаривают; не говорит только одна Агафья; стоит у мялицы как пришибленная. Стали над нею бабы трунить.
– Вишь,- говорит одна,- запечалилась как! Чай, об муже грустит … Не горюй, и без мужа проживешь: в деревне пастухов много.
Пришло время завтракать. Пришла Татьяна звать баб.
– Бог в помощь! – говорит.
– Спасибо, тетка Татьяна!
– Хорошо ли лен высушен?
– Ничего, гоже.
– То-то! – говорит Татьяна, сама ехидно улыбается.ґ Грех, кажись было бы, если плохо высушить-то! Мой старик до петухов его сушил, да не один, а с солдаткой молодой. Так хорошо сушили, что любо посмотреть. Прихожу это я проведать их, а мой-то говорит: "Ты, молодуха, не робей, старуха ничего, а если что, так я ее приструню".
