– - Кто над вами надругается, коли вы сами того не пожелаете… Никто бы не тронул вас. Держали бы ухо вострей да пословицу помнили бы: на то и щука в море, чтоб карась не дремал…
– - Больше ничего не скажешь?
– - Ничего.
Сразу осеклась Настасья, съежилась как-то.
– - Так бог с тобой! Дай бог тебе счастья… -- сказала она словно не своим голосом.
Повернулся Николай Васильич и пошел от нас прочь как ни в чем не бывало.
Отошел он. Настасья как зарыдает -- и грохнулась оземь. А и стою как обухом пришибленная: не знаю -- ни что говорить, ни что делать. "Батюшки мои, -- думаю, -- вот какие дела-то делаются! Да как же это, господи боже мой!"
И поняла я, отчего Настасья так переменилась после святок и упиралась замуж идти, и грустила все, и гуляла так в масленицу, и зачем сюда работать пришла. Жалко, жалко мне ее стало!
Опамятовалась я маленько, подошла к Настасье, стала ее поднимать да уговаривать.
Обошлась маленько девка, перестала плакать, принялась за дело…
Дело у нас после этого плохо клеилось; кое-как добили мы до вечера, пошли к управителю, разочлись и отправились домой.
– - Настя, да неужто правда, -- говорю я дорогой, -- с тобой такой грех случился?
Вздохнула Настасья и тихо говорит:
– - Случился… Ты и не думала?
– - И во сне не видала и не чаяла… Ведь это диво дивное… Да как же это, когда?
– - На святках нонче. Помнишь, чай, он со мной больше всего занимался-то? Мне это по душе пришлось; как ни говори, а парень завидный. Я с первого дня стала об нем думать… Догадался он про это, должно, да в Новый год, как с вином и гостинцами-то приехал, и шепнул: "Нужно, говорит, мне с тобой два слова сказать наедине. Как, говорит, это сделать лучше?" -- "Говори здесь", -- сказала я. "Нет, говорит, здесь неудобно, услышат". -- "Ну, на улице". -- "Нет, говорит, и на улице не складно, -- увидят другие, начнут судачить… Мы лучше вот что сделаем: я поеду домой, выеду за деревню да поворочу по дороге за сараи, а ты выйди туда, там и потолкуем". -- "Да об чем толковать-то?" -- "Дело важное есть да хорошее, -- вот увидишь". Поверила я, думала, что правду говорит он, вышла, а он подхватил меня в саночки, да и марш. Хотела я закричать, а он говорит то да се: "Я женюсь на тебе, будешь моя навеки". От его слов-то, от вина-то, что выпили тогда, помутилось у меня в голове, да вспомнилось, что нагадала-то я в первый вечер. Сбывается, думаю, -- и сделалась сама не своя… Думала я, что на другой день или на третий меня сватать приедет или пришлет кого, а от него и слуху нет: не шлет никого и сам не показывается. Эх, Парашенька, знала бы ты только, что у меня тогда на душе творилось! Ад кромешный, -- хуже, чем сейчас.
