Вплоть до наступления конца света.
Аббатство святого Эйдана
Чесбери
30 апреля 999 года
Перо Элвина тихо скрипело по листу тонкого пергамента. Под испачканными чернилами пальцами оживала фигурка волка, в безмолвном рычании изготовившегося к прыжку над изгибом заглавной буквы. Элвин трудился сосредоточенно, едва дыша и не видя ничего, кроме своей работы.
Наконец он вздохнул. Все, дело сделано. Молодой монах критически осмотрел свое творение. Кто-нибудь из его товарищей мог бы приподнять бровь, удивляясь выбору зверя, но Элвин имел на сей счет свои соображения. В конце концов, разве святой Эйлби не достиг святости, будучи добрым по отношению к приемной матери, кроткой волчице? Всякая тварь земная создана Богом, а посему священна каждая по-своему.
Элвин сильно, до треска в затекших суставах, потянулся и вдруг осознал, что солнечный свет, заливающий скрипторий1, слишком уж ярок. Юноша недоуменно огляделся вокруг. Что, уже далеко за полдень? Но ведь он только что вернулся с утренней службы… или по крайней мере у него было такое ощущение. Как обычно, время пролетело незаметно. Лучше поторопиться, сказал себе Элвин, не то опоздаю к вечерне. Он соскользнул со скамьи и начал собирать вещи — задача, как всегда, нелегкая, с единственной-то здоровой рукой.
— Спешка ни к чему, — весело произнес мягкий и низкий голос позади него. — Вечерня еще не скоро.
Элвин от испуга даже подпрыгнул, едва не уронив драгоценный лист пергамента.
— Епископ Вульфстан! — обрадовано вскричал он, обернувшись.
Потом мгновенно упал на колени, пристроил пергамент в сгибе левой руки, а правой взял кисть епископа и почтительно прижался губами к кольцу Вульфстана. Рука епископа мягко похлопала молодого человека по плечу, предлагая подняться.
— Что привело вас из Лондона? — поинтересовался Элвин.
Улыбка Вульфстана угасла.
— Моя мать сильно хворает. Я хотел бы лично провести с ней последний обряд… Но не будем о печальном. Дай-ка мне посмотреть на тебя, — сказал епископ, снова улыбнувшись. — Те же ясные глаза, те же непокорные кудри, то же серьезное выражение лица. Ты похудел, мой мальчик. Прикинься на денек-другой больным, тогда получишь для поправки здоровья немного знаменитого говяжьего бульона «от святого Эйдана».
— Епископ! — возмущенно вскинулся Элвин, но, увидев веселые искорки в глазах Вульфстана, понял, что тот шутит.
— Ты всегда был самым серьезным из моих учеников. Я помню, как ты пришел к нам пятнадцать лет назад. Такое мрачновато-сосредоточенное лицо, выглядывающее из копны темных волос. Может, орден святого Бенедикта и не одобряет неуемный смех, но все же это дар Божий, как, скажем, солнце или цветы. Отложи свою работу, мальчик мой, и… слушай, Элвин, весьма недурно.
