Это возражение — всего лишь очередная уловка, очередная возможность высказаться.
Беатрис смотрит на меня и, когда я встречаюсь с ней взглядом, морщится. Я едва сдерживаю усмешку. Она не посмеет запретить Баку рассказать присяжным, что он сделал. И никакая апелляционная комиссия не одобрит такого запрета. Стэнли это известно, и Беатрис тоже.
— Леди и джентльмены, — говорит она, — напоминаю вам об инструкциях, полученных вами в первый день разбирательства. Предупреждаю вас, эти инструкции остаются в силе.
Забавно: это единственное распоряжение судьи Лонга, которое Беатрис признала. Присяжные тут же кивают.
— Бак, что вы сделали с Гектором Монтеросом?
— Я пытался его остановить, — говорит Бак присяжным. — Я стрелял в него.
— Вы смогли его остановить?
— Нет. — Он закрывает глаза. — Я пытался. Но не сумел. Было уже поздно.
Я подхожу к пюпитру и снимаю с него снимок, где стоит улыбающийся Билли. Ставлю вместо него второй.
Бак так и стоит, закрыв глаза. А присяжные смотрят сначала на меня, затем на пюпитр. И видят этот ужасающий снимок.
Тело Билли на столе в прозекторской. Руки согнуты в локтях, заведены за голову. Глаза закрыты — как будто он спит. Но на запястьях отчетливо видны ссадины.
Бак наконец открывает глаза и замечает фотографию.
— Видите? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы. — Я не смог его остановить. Было уже поздно.
— Было уже поздно? — Стэнли разглядывает Бака, словно это не человек, а выставленный на аукцион натюрморт. — Так это ваши показания? Было уже поздно?
— Да, — кивает Бак.
— А вам не кажется, что было поздно задолго до того, как вы выстрелили в Гектора Монтероса и убили его, мистер Хаммонд?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Когда вы спустили курок, ваш сын был уже мертв?
— Да, — кивает Бак.
— И вы знали об этом?
— Я знаю это теперь.
— Но вы и тогда знали!
Меня так и подмывает встать, но я сдерживаюсь. Не стоит уподобляться Стэнли. Тем более, что впереди еще много чего. Стэнли только начал.
Он ждет ответа, но он его не получит. Мы с Баком проговаривали это тысячу раз. Если вопрос не задан, Бак должен молчать. А молчать он умеет.
Наконец до Стэнли доходит, почему возникла пауза.
— Когда вы стреляли в Монтероса, вы знали, что ваш сын мертв, не так ли?
— Я в этом не уверен.
— Не уверены?
Стэнли подходит к присяжным. На губах его играет презрительная улыбка.
— Вы находились в зале суда, когда давал показания начальник полиции Томас Фицпатрик, мистер Хаммонд? — спрашивает Стэнли.
