— Кисть, — говорит он. — Он видел кисть руки.
Судья кивает.
— Мжс… — произносит он.
— Это была мужская рука, — переводит Гарри.
Судья снова кивает.
— Бела…
Это мы все понимаем.
Судья с трудом поднимает руку, прижимает ладонь к плечу. Наверное, нападавший схватил его сзади одной рукой, а второй нанес удар.
— Что-нибудь еще? — спрашивает Джеральдина. Блокнот у нее открыт, ручка наготове, но писать пока что почти нечего.
Мы все смотрим на судью Лонга. Он показывает себе на ногу, шевелит ступней.
— Ботинки? — спрашивает Гарри. — Вы видели ботинки?
Судья кивает.
Джеральдина щелкает ручкой, сует ее в карман и закатывает глаза:
— Значит, будем искать белого мужчину в ботинках.
— Это уже сужает круг поиска, — усмехается Гарри. И снова поворачивается к судье Лонгу. — Прокурор Шиллинг посадила за решетку Ники Патерсона, алиментщика, — сообщает ему Гарри. — Она думает, это его рук дело.
Судья морщится и мотает головой.
— Ники Патерсон был там, — говорит Джеральдина. — Он мужчина, белый. И я почти уверена, что он был в ботинках. Я сейчас не услышала ничего, что указывает на то, что это не он.
— Но и ничего, что указывало бы на то, что это именно он, — поправляет Гарри.
— Потише, пожалуйста! — Медсестра, кажется, собирается нас выгнать.
— Все указывает на него, — шипит Джеральдина.
— Замолчите же!
Все трое оборачиваются ко мне. А я показываю на судью Лонга. Он мотает головой и, глядя на Джеральдину, произносит одними губами: «Нет».
— Никогда не спорь с противоположной стороной, — говорю я Гарри. — Судья сделает это за тебя.
Домой я возвращаюсь за полночь, но не могу отказать себе в удовольствии почитать записи судьи Паксона. Я сажусь за стол и при свете настольной лампы листаю книгу.
«Французский токсиколог Орфила говорил, что мозг, растревоженный гневом, изнуренный отчаянием, терзаемый страхами или же донимаемый ревностью, всегда уязвим. В таких случаях человек уже не властен над собой. Его сознание замутнено: он ведет себя как безумец.
Но во всех этих случаях человек продолжает осознавать реальное положение вещей. Его несчастье реально, и если оно толкает его на преступление, то это преступление имеет мотив».
Я понимаю, что это именно то, что сейчас беспокоит меня. В случае с Баком Хаммондом одно можно утверждать наверняка. Его несчастье реально. И если оно толкнуло его на преступление, то это преступление имеет мотив.
