— Мы вчетвером кинулись к ангару и взяли мистера Хаммонда под прицел — чтобы он не сбежал с места преступления.
— А он что сделал?
— Он наклонился, положил ружье на асфальт, выпрямился и поднял руки.
— Что произошло потом? — Стэнли придвигается поближе к присяжным.
— Один из моих людей забрал ружье. Другой надел на Хаммонда наручники. Он не сопротивлялся. Я зачитал ему его права.
— Он держался как человек, который понимает, что происходит?
— Да.
— Он понимал, кто вы такие?
— Да.
Стэнли снова глядит на присяжных. Хочет внушить им, что эти односложные ответы очень важны. В конце процесса он попросит их, чтобы они вспомнили эти ответы — когда они будут оценивать нашу защиту в целом и наше утверждение о временной невменяемости обвиняемого в частности.
— Обвиняемый сказал вам что-нибудь, когда вы зачитали ему его права?
Начальник полиции снова, прежде чем ответить, смотрит на Бака.
— Да.
Стэнли тут же спрашивает:
— Что именно?
Томми Фицпатрик вздыхает и смотрит на присяжных.
— «Одного хочу — чтобы он снова встал. Тогда бы я застрелил его еще раз».
Луна сегодня почти полная. Ее свет отражается в воде — там, где кончается Бейвью-роуд. Он освещает пляж и дорожку, засыпанную свежим снегом.
Домик Сони Бейкер, вокруг которого натянута лента — это место преступления, — окутан желтоватым сиянием. У обочины стоит «бьюик» Джеральдины. Из-за палевой кружевной занавески льется мягкий свет лампы. Если бы не лента с черными буквами, домик в эту холодную ночь выглядел бы таким уютным и гостеприимным…
Джеральдина согласилась здесь со мной встретиться. Входная дверь не заперта. Я стучусь в окно, чтобы сообщить о своем прибытии, и вхожу. Все поверхности в гостиной — мебель, дверные ручки, даже подоконники — присыпаны порошком: проверяли отпечатки пальцев.
— Марта, я здесь!
Я иду на голос Джеральдины — в спальню Мэгги. Там только узкая кровать, плетеный коврик и старый сосновый комод. Стены, как и следовало ожидать, увешаны плакатами с фотографиями киноактеров и рок-певцов, но беспорядка в комнате нет.
Джеральдина на меня не смотрит. Она складывает в два пакета вещи из комода.
— Откуда ты знаешь, что брать? — спрашиваю я.
Она показывает на ящики комода: они почти пусты. Выбирать особенно не из чего.
Джеральдина кладет в пакет последние несколько вещей и направляется к двери.
— Забавно, — говорит она, — ты никогда не производила впечатления такой уж чадолюбивой женщины.
— Это только на время, Джеральдина.
— На время? — скептически переспрашивает она. — Пока ее мать отсидит пожизненный срок?
