— Похоже, напуганные наступлениями наших фронтов под Москвой и восточнее Ленинграда, и здесь глядят в оба, — сделал вывод Василий.
Николай не ответил. Как показалось Максиму, он излишне, даже недопустимо, медленно сворачивал цигарку. И только тогда, когда в ней начали искорками потрескивать корешки ядреной махорки, он удостоил товарищей словом.
— Непроханже.
Обронил это слово, вдавил только раскуренную цигарку в снег и зашагал, круто повернув на север. Василий с Максимом поняли: ведет к Финскому, заливу, где не было непрерывной и насыщенной людьми и техникой линии фронта. Там главным для них будет двигаться на восток, причем так, чтобы не столкнуться с вражескими патрулями, если они вообще бродят по льду, и не дать заметить себя с берега.
Как определил Максим, к заливу они вышли чуть восточнее Лужской губы; в мирное время да еще кораблем отсюда до Кронштадта считанные часы хода. Но они двое суток лишь пролежали в снегу, меж сосен глядя на торосистый лед залива и ожидая метель или снегопад. Без малюсенького костра, на жиденькой подстилке из еловых веток пролежали те двое суток. Даже курили поочередно: вдруг фашист или полицай, случайно оказавшийся поблизости, учует запах махорочного дыма и подымет тревогу?
А рядом — совсем рядом! — периодически и громоподобно рявкали орудия Красной Горки, чуть подальше — вторили им форты Кронштадта.
Лишь на третью ночь, когда шалый ветер рванул вдоль залива, они скользнули на лед. Первые шаги дались сравнительно легко. Максим было уже подумал: если поднажать, то к рассвету можно оказаться и в пределах видимости Кронштадта. Но потом пошли торосы — черт бы их побрал! И пришлось, чтобы не поломать лыжи, сбавить скорость. Не бежали, даже не шли, а почти ползли они через полосу торосистого льда. Правда, потом, когда вышли почти на середину залива, лед стал ровнее, но и там совсем неожиданно перед самыми носками лыж то и дело вдруг возникали клыкастые льдины.
Шли молча, шли упрямо, держа точно на восток. Однако рассвет укараулил их еще далековато от заветной цели. И, чтобы не выдать себя береговым Наблюдателям врага, они залегли между торосов, залегли на пронизывающем ветру.
Тот короткий декабрьский день показался Максиму невероятно долгим. До бесконечности долгим. Да и только ли ему? Все они, когда ночь скрыла от глаз берега залива, еле поднялись со льда, еле встали на лыжи. С огромным трудом, преодолевая режущую боль во всем теле, сделали первые шаги. Силой заставили себя сделать их. Конечно, потом, когда тело разогрелось, идти стало значительно легче, но первые шаги… Максиму казалось, что он никогда не забудет тех усилий, каких они стоили ему.
