…Гончар сидел за столом, положив голову на скрещенные пальцы. Сказал глухо в сторону двери:
– Прости, дочка! Прости меня нескладного!
Услышал всхлипывание.
– Попеленко! – позвал Иван.
Ястребок вышел взъерошенный. В одной руке был чайник, другой он придерживал орущего младенца. Из хаты валили клубы пара. На улицу горохом высыпала полуодетая детвора.
– Клопов морим, – объяснил Попеленко.
– У тебя ребенок вниз головой.
– А… Спасибо! – Ястребок поставил чайник и взял младенца как следует.
Из хаты доносились крики. «Куды лезешь? На печь, паскудник!»
– Вы токо это хотели сообчить, товарищ лейтенант? Про ребенка?
– Подвезешь меня завтра?
– Погано встретили? – ойкнул Попеленко. – Плюньте! Подивитесь на себя! Прямо плакат про Красную Армию! На гулянке себе подберете кого…
– Отменяется. Значит, завтра?
– Товарищ лейтенант, Лебедка лошадь казенная…
– Я заплачу́.
– Мне это без интересу. Може, помощь? От воинов-освободителей детя́м?
Младенец заорал. Попеленко отыскал в кармане кусок хлеба, обжевал и дал пососать ребенку.
– Надушились вы деколоном, товарищ лейтенант! На целое село! Все девки были б ваши, а вы уезжаете!
Иван собирал разложенные на кровати вещи. Рубаху, кальсоны, портянки, вафельное полотенце, щетку, ваксу, бритву, словом, то, что положено иметь офицеру в вещмешке. Девчата на улице распелись.
– И шумыть, и гуде, дрибний дощик иде,
А хто ж мене, молодую, тай до дому доведе?..
– Выманить хочут. От паскуды, – донесся голос бабки. – А Варя, ой голос!
Коврик у кровати рисовал сладостную картину: озеро, луну, камыши, дворец в отдалении, лебедей и парочку в обнимку на берегу.
Иван снял резинку с тугого пакета. Потертые фотографии. Фронтовые друзья. Газетный снимок: Иван и двое. Заголовок: «Герои переправы».
На фотографии совсем юной девушки – Тося, какой она была три года назад. Иван посмотрел на оборот. Почерк детский, а слова – нет. «Люблю, жду! Навсегда!» Иван хотел порвать снимок. Подумав, вернул к другим ценностям.
Серафима зажгла лампадку у божницы, зашептала:
– Матка Бозка, Заступница, шо робить, присоветуй… три годы ждала… хлопец порох, весь в деда… девки чертовы, прости, Господи…
Иван откинулся на кровать. Озеро, лебеди, сладкая парочка у камышей. Девчата все пели где-то на улице:
– А тепер я вели́ка, треба мени чоловика,
Ни старого, ни мало́го, козаченька молодого!
Какой прекрасный мир на коврике. Глупая, наивная и сладостная мечта.
Вместе со светом в маленькое оконце влетел крик третьих петухов. Иван сел на кровати, схватился за грудь. Вот сейчас проснется колючий еж… Посидел. Может, обойдется? Минует его этот «закрепленный рефлекс», клятая «кашлевая дисциплина»?
