– Остынь, я сказал, –
тот, кто постарше, и потянул было руку урезонить напарника, но рука его была
резко отброшена, а пистолет вынут.
– Нет, ты не
промахнешься, – сказал допрашиваемый. Очень спокойно почему-то сказал, хотя
рука с пистолетом явно не шутила и к спокойствию не располагала. – С тобой
будет по-другому. Я тебе сейчас или руки обломаю, и пистолет отниму, или пулю
от тебя приму. Но целиться в икону будешь только через меня. Пресвятая
Богородица, иерей-мученик Кузя, дайте силы вынести все, что предстоит и не
предать.
Серьезно воспринял
ситуацию тот, кто помоложе, но жесткие пальцы того, кто постарше, уже держали
руку с пистолетом:
– Остывай, остывай.
Стрельба сегодня не предусмотрена, потом не отбояримся. Спокойно, клади
пистолет назад, вот та-ак. Раньше не перестреляли всех их, вместе с ихними
бумажненькими. Дождались приказа: храмы, противником открытые, не закрывать –
локти кусай, а терпи.
– Гражданин начальник, а
почему все-таки “локти кусай”? Ну, порезвились, постреляли по Всевидящему Оку,
повзрывали, порасстреливали, пограбили, на штыки поподнимали, в реках-болотах
потопили, в землю живьем позарывали... Ну, очухиваться пора. Меру милости
Всевышнего осознать: стоко нарезвил-начудил, а жив. Кайся, и хоть как раньше
начудил-нарезвил, а все одно прощен и вот оно – Царство Небесное перед тобой.
Да тут каяться надо, а не локти кусать, что не всех перестрелял-перетопил. А?
– Как сказал тебе мой
напарник, здесь вопросы задаем мы, – очень иронично-живописно
глядел-разглядывал допрашиваемого тот, кто постарше. Будто вот только что
увидел его, будто и не было еще никакого допроса. И в облике того, кто
постарше, как показалось допрашиваемому, вдруг объявилось то, чего не было все
это время, пока сидели они тут. А ведь показалось, что когда говорил, нервно
пальцы перебирая, что крутит его около этих мест, что будто... ну хотя бы
слегка сожалеют нервные пальцы, что нажимали они когда-то курок винтовки, на
Око направленной и оставили около него свою выбоину. Нет. Не сожалеют.
Показалось. И сейчас бы нажали, но сейчас носитель их уверен, что даже если в
самый глаз попадешь, не будет того, чего ждешь от попадания. Да и приказ... А
ирония в глазах того, кто постарше, набухала и походила теперь на издевку: “Да,
отец Иоанн, рано тебе в пастыри, слабачок ты в людях разбираться”.
Однако, понял
допрашиваемый издевку на себя направленную и так же молча отвечал печальным
взглядом: “Да уж, обмишурился. А ведь жаль, ох как жаль тебя. Тоже мне,
стрелок”. “Сам себя пожалей, дождемся другого приказа, искрошу тогда и храм, и
тебя заодно”.
