– А?! – за кобуру
схватился.
Тот, кто постарше,
сглотнул, чтоб не рассмеяться и схватил за руку того, кто помоложе:
– Спокойно.
– Да я... Я те дам “курица”!
– Да дашь-то, дашь, это
уж точно, да все одно по-куриному, это уж я проходил.
– Так что ж ты проходил?
– спросил тот, кто постарше чуть ли не приятельским тоном. – А то у нас тут в
документах насчет тебя неясность по этому поводу.
– Ну, тогда какой же ты
особист, что на меня у вас в документах неясность? А должна быть светлость,
коли работа такая.
– Война, батюшка, война.
– Кому – война, а вам
особистам – мать родна. Лепи из нашего брата шпионов, пол-России вон сколько
лет под чужим, не вашим присмотром было.
– Да и тебе война – не
мачеха, война ж тебя попом сделала.
– Да уж никуда не
денешься, она и храм этот из склада вновь храмом сделала. То, вон, Багратионов
прах из могилы выдергиваете, срамное поругание устраиваете, теперь, пожалуйста
– “танковая колонна имени Багратиона”. Имя Суворова и вслух-то произнести
нельзя было, как же, “слуга царскому режиму”, а теперь, вон, ордена его имени.
И пятилетки безбожия ваши – война угробила. Да и то, друг дружке глотки рвать,
свое же, веками нажитое, крушить-ломать и называть это “гражданской войной”,
это одно, тут безбожие самое оно. Тут слово “Отечество” хуже матерного, за него
и к стенке запросто. А вот такая война, когда извне силища наваливается, тут,
коли Бога не вспомнишь – пропадешь. Тут и война стала – Отечественной! И вам,
небось, свыше указ есть: вот этот храм не трогать, не закрывать? А?
– Есть, к сожалению, –
сказал тот, кто помоложе. Очень выразительно сказал.
– Как это “к сожалению”?
– ехидно спросил допрашиваемый и голову к плечу наклонил. – Насколько я
понимаю, указ сей должен идти от товарища Сталина? Такой указ не мог его
миновать. А? А ты, значит, сожалеешь?
– Да ты мне тут!..
будешь...
Опять пришлось тому, кто
постарше, успокаивать того, кто помоложе.
– Да, – сказал тот, кто
постарше, – и у меня к этой струе тоже душа не лежит. Но – приказ.
Расстроился почему-то
допрашиваемый от такого его слова и спросил грустно:
– Что так? Эх, куда ж
она у всех вас лежит, душа ваша, души ваши? Снарядами купола церковные срезать?
Где она у вас там лежит, стоит, а может, сидит?..
– Ты у меня точно
сядешь, – задушевно сказал тот, кто помоложе.
– Да этим тоже пуган,
сидел уже.
– По 58-й, небось?
– Да нет, Бог миловал,
по ней ведь не выходят. За убийство.
– За что?! –
одновременно вырвалось у обоих допросителей.
