— Да, юноша, ты прав, —
сказала Арфа Иудовна. — А что же тогда сказать про Христа, насколько Он —
чуждый элемент? А?! — Это последнее «А?!» она почти выкрикнула, и глаза ее
угрожающе выпучились.
— А кто Он, Христос? —
робко спросила тут Галя Фетюкова. Спросила и покраснела.
— Эт-то хорошо-о-о! —
завосклицала Арфа Иудовна. — Хор-ро-шо-о-о, что вы даже не знаете, кто Он
такой. Но... однако же и плохо. Враг не дремлет! — Это уже прозвучало не
блеюще, а пожалуй, даже лающе, все-таки стара была Арфа Иудовна. — Да, не
дремлет! И они, знающие, ух как навредят среди незнающих своей пропагандой.
И все поняли, кого Арфа
Иудовна имела в виду.
— Знать надо! Знать и
громить! Не благодушествовать! Вот зачем нужен атеизм. Я знаю, зна-аю нынешнюю
успокоенность на этот счет, этакое по-зе-вы-ва-ние. Проснемся же и осудим. Да...
хе-е... А Христос, дорогие юноши, это есть самый безобразнейший плод классовой
фантазии. Класс угнетателей... — голос Арфы Иудовны затрясся от гнева, —
придумал Его, объявил Его Богом, напридумывал всяческие чудеса, якобы Им
сделанные, и в течение двух тысячелетий потирал руки от удовольствия. Еще бы не
потирать! Бунтовать Христос не велит, мечтать не велит, мстить врагам не велит.
Возлюбите, говорит, врагов своих; ударили по левой щеке — подставьте правую
(Арфа Иудовна энергично тыкнула себя пальцами по дряблым щекам). Жена, говорит,
убойся мужа своего. Ищите, говорит, сокровище себе на небесах, нечего-де о
земном думать, не ропщите, после смерти вас за это Отец Небесный Царством Своим
одарит... Нищие духом, говорит, блаженны, плачущие, говорит, блаженны, кроткие
— блаженны! Радуйтесь, когда поносят вас, на Боженьку уповайте, возненавидьте,
говорит, отца и мать, бросьте их и ко Мне идите. Кто, говорит, мир возлюбил,
тот не может быть Моим учеником. Что, говорит, прекрасно меж людьми, то мерзко
перед Богом! Попросят, говорит, верхнюю одежду, так отдай и белье! Прощай,
говорит, всем, кто тебе зло сделал, Бог за тебя отомстит! Вот что Он говорит,
вот чего Он хочет от нас, вот чего проповедуют попы, вот что еще не изжито
среди несознательных, вот с чем борется атеизм, вот за что мы будем судить
этого... — Арфа Иудовна оперлась на вытянутых своих руках и опустила голову.
Плоская грудь ее тяжело и шумно дышала, отвислые щеки тянули голову вниз и,
будто подвязанные, слегка раскачивались. Тяжко досталась тирада Арфе Иудовне.
Очень уж переживала она каждое свое слово, очень уж ненавидела Того, про Кого
так страстно и вдохновенно говорила внемлющим учащимся. Особенно же поразила их
жестикуляция Арфы Иудовны. Каждую свою мысль она повторяла длинными желтыми
пальцами, которые совершали в воздухе самые причудливые движения: то мелькали,
так что не уследишь, то вдруг напряженно замирали на месте, растопыренные,
словно задушить собирались кого-то невидимого перед собой. И тут раздался среди
тишины удивленный голос Гали Фетюковой:
