— Нет, это мое. Вера не
веснушки, по наследству не передается.
Магда Осиповна сокрушенно-глубокомысленно
вздохнула в ответ и как-то загадочно ухмыльнулась. И, наконец, рассеивая
недоумение класса насчет наследственности, объявила, что Андрей Елшанский — сын
священника. Снова возник галдеж, который Магда Осиповна уже не пресекала.
Однако в галдеже этом все же присутствовало достаточно сдержанности. Не
прозвучали вслух возгласы типа «Ишь, попович!», или «Надо же, в наше время и —
попович!». Но удивлены были все несказанно, у некоторых удивление было даже с
непонятной для Магды Осиповны изрядной долей веселости, эдакий бесшабашный
вызов-дразнилка бил из этого веселья. Это очень не понравилось Магде Осиповне.
Но виделось и неприязненное удивление, а также весьма даже враждебное, что
принесло ей большое удовлетворение. Обличенный же как бы сжался, будто к ударам
приготовился. И вдруг активист Стулов ошарашил всех воскликом:
— Да и что! Ну и пусть
себе верит. Что он, мешает, что ли, кому? Может, он тоже попом хочет быть!
Такого Магда Осиповна
никак не ждала. Однако она сдержала эмоции, жестом мягко усадила Андрея
Елшанского и, обращаясь ко всем, заговорила:
— Это и есть роковая
ошибка — такое вот мнение, — (жест пальцем в сторону Стулова), — конечно, у нас
свобода совести; хочешь — верь, не хочешь — не верь, но... то, что мы миримся с
таким чуждым элементом в нашей жизни, вовсе не означает, что мы перестаем
смотреть на него как на чуждый элемент. С этим надо бороться! Это уводит
человека от той генеральной линии, которой ведет его наша партия. Вера в Бога —
нелепость! Но это опасная нелепость! Она из строителя, познавателя и созидателя
делает... делает пассивного, погруженного в молитвенный бред богомольца,
которому и наша жизнь чужда, и наша цель чужда. Богомолец ждет смерти, видите
ли! Тогда он попадет, видите ли, в Царство Небесное! И выходит, что тебе, Стулов,
больше всех надо в кружок атеизма. Итак, завтра я вас обязательно познакомлю с
Арфой Иудовной.
Андрей Елшанский больше
не поднимал глаз от стола и после звонка незаметней даже, чем всегда, исчез из
школы, хотя поговорить с ним хотелось многим.
Магда Осиповна угрозу
сдержала и на следующий день предъявила разгильдяйскому классу Арфу Иудовну
Адонину. Перед классом предстала часто моргающая старуха с дрябло пляшущими,
отвислыми, морщинистыми щеками, которые, казалось, вот только что чьей-то
шкодливой рукой пришлепнуты к горбоносому высохшему лицу и вот-вот отвалятся
вновь. Класс развеселился (пока что внутренне), и решил, что его ждет потеха.
Но вдруг старуха рявкнула громовым чистым басом:
