«Где же этот старый
сбитенщик?» — вчера попробовал русский сбитень — прокипяченную с медом и
пряностями родниковую воду, и очень понравилось. Велел, чтоб и сегодня принес.
Медленно пошел по
направлению к колокольне Ивана Великого: «Хоть на леса погляжу, обрыдли эти
камни». Неуютно себя чувствовал властитель среди каменных православных храмов.
Стоящая сзади свита — маршалы Бертье, Даву и Мортье — молча пошли вслед за
императором, вполне разделяя его настроение, и вопросов не задавали. Когда
поднялись на вершину колокольни, моросящий дождик кончился, и из-за облаков
выглянуло солнце. Вид обгорелой черной Москвы был отвратителен, но еще более
был отвратителен вид беснующейся пьяной солдатни. Наполеон не любил всех
русских, но больше всех ненавидел сейчас генерал-губернатора Москвы Растопчина,
который устроил пожар в своем городе. Гениально устроил, поджег всё, что
горело, все противопожарные средства увез, а оставил огромный винный склад. И
даже песком завалил, чтоб не взял его огонь. Склад давно расчищен и
растаскивается, и из-за его огромных размеров его растащат еще очень не скоро.
Даже Даву, самый жесткий из маршалов, не расстреливает пьяных
офицеров-дебоширов — махнул рукой.
Наполеон отвернулся от
гадкого зрелища великой армии и перевел взгляд на Воробьевы горы. И оторопело
замер. Его рука вскинулась вперед и он истерично крикнул:
— Что это?! Откуда эти
войска?! Почему Ней не доложил?! Он должен был заметить их раньше!
Маршалы испуганно
переглянулись. Наполеон яростно топнул ногой:
— Не меньше трех армий!
Да каких! Даву, Мортье! Немедленно поднимайте ваши корпуса, этот пьяный сброд.
Чего уставились?
Бертье, начальник штаба
всех императорских войск, двадцать лет сражаются бок о бок, пребывал в
невероятном ужасе. Таким императора он еще не видел.
— Сир, — проговорил он
сдавленным голосом, — там никого нет.
Даву же отчеканил
по-всегдашнему бесстрастно и спокойно:
— Сир, я подниму своих
спившихся мародеров, но там, куда Вы показываете, точно никого нет.
— Вы что скажете,
Мортье?
— То же, что они, Ваше
Величество.
— Что ж, я, по-вашему,
спятил?!
Ужас в глазах Бертье был
уже без меры, казалось, глаза сейчас лопнут, а жесткий, без эмоций взгляд Даву,
говорил: «Если Вы настаиваете на Вашей галлюцинации, то — да, спятили».
Наполеон в бешенстве
отвернулся от маршалов и почти заревел:
— Они приближаются!
Да... три армии!
И тут маршалы увидели,
что Наполеона вдруг начало трясти.
«Пропали! Действительно,
спятил!..» — обреченно пронеслось в голове у Бертье.
